Здравствуй, любимая!
Исподлобья
День очередной хмуро щурится
И, как обычно, снежные хлопья
Сытно наели похмельную улицу.
Я, как заложник,
Будто наручниками,
Вдохновением к столу прикован.
Бумаге не терпится поэтиной взбучки,
А поэт ждёт слова.
Не дождавшись, рву.
Бумага ноет,
Тонны хлопьев плаксиво тают.
И я, подобно знойному Ною,
Ищу слову подходящую тварь.
А вы – светофор,
И в урочный час
Я упорно бегу на красный.
По дороге построил домик из фраз
И собрал ноктюрновы пазлы...
Рассыпал по новой.
Проспер Мериме
Служит блюдцем под яблочный Lipton.
Шаганэ, ты моя Шаганэ,
Прости за нелепый
Постскриптум.
Я вновь амнистирован.
Не ищется тварь:
Муза ночью жестоко шутила.
Посему, До свиданья!
Ваш покорнейший царь,
Поэт Максим Искандыров.
Hello darling!
Sullenly
The next day is squinting gloomily
And as usual snow flakes
The hungover street was hearty.
I'm like a hostage
Like handcuffs
Chained to the table with inspiration.
The paper can't wait for the poetic thrashing,
And the poet is waiting for the word.
Without waiting, I ditch.
The paper aches
Tons of flakes melt cryingly.
And I, like sultry Noah,
Looking for a suitable creature for the word.
And you are a traffic light
And at the appointed hour
I run hard for the red.
On the way I built a house of phrases
And put together the Nocturne puzzles ...
Scattered over again.
Prosper Merimee
Serves as a saucer for apple Lipton.
Shagane, you are my Shagane,
Sorry for the ridiculous
P.S.
I am amnestied again.
The creature is not sought:
The muse joked cruelly at night.
Therefore, Goodbye!
Your most humble king,
Poet Maxim Iskandyrov.
