Моё самое приторное письмо,
Моё самое горькое признание,
Поезд с рельс сошёл,
Провалившись в белое изваяние.
Моё самое искреннее рукопожатие,
Моё самое тёплое прощание,
Плавящееся распятие,
И моё пламенное Богу признание.
Что не уверовал, ни сколько,
Что руками обхватывал снова шею,
А глаза мелькали зорко,
И осознал, что вера не согреет.
И что приторные молитвы,
И что слаще нет слов,
Которые до дна испиты,
Которые заполняли собою глубокий ров.
Моё самое последнее осознание,
Что удушьем осушены артерии,
Моё самое приторное признание,
Рвущейся в душе материи,
И поезда падали в глубокое изваяние,
Удушьем сжатые металлические гробы на расстоянии,
Прощание после расставания,
И не важны впредь больше потери.
My most clumsy letter
My most bitter confession
The train went off the rail
Having fallen into a white statue.
My most sincere handshake
My warmest farewell
Melting crucifix
And my fiery confession to God.
What did not believe, not how much,
With his hands around his neck again
And my eyes flickered vigilantly
And he realized that faith would not warm.
And what are sugary prayers,
And no words are sweeter
Which are drunk to the bottom,
Which filled a deep ditch.
My latest awareness
With a suffocation drained arteries,
My most cloying confession
Tearing in the soul of matter
And the trains fell into a deep statue
Choke compressed metal coffins from a distance
Farewell after parting
And no longer important are the losses.
