Текст песни Пятна Лярше - Россия для грустных

Ты едешь в гремящем автобусе по ухабистой дороге своей неумолимой судьбы,
И дышишь тем газом, что он источает, освещая грустной фарой подбитой серые лица,
Что закутались в воротники, и стоят вдоль дороги, словно столбы,
Застегнувши от промозглого ветра пальто до верхней петлицы.
Ты смотришь на эти заборы, что в окне проплывают, словно левиафана огромный хребет,
На пустыри и на свалки, залитые грязью весеннего апрельского дня,
На старух, что на соседнем сиденье обсуждают Марии Ивановны сахарный диабет,
На за рулём мужика, что остов с народом в пространстве перемещает, всех вокруг на свете браня.

А вокруг из под снега всплывает Россия, перемазав лакированные туфли твои,
И словно цунами из говна пролетело по узеньким улочкам твоего града родного,
И стоящие возле обочины похудевшие после зимы сотрудники ГАИ,
Видно, тоже начали утро сегодняшнее со стакана спиртного.
А напротив тебя вдруг очухался пьяный дед с аккордеоном, с трудом продрав мутные очи,
И начал нести он хуйню про хохлов, про проделанные Горбачёвым страшные ошибки,
И сказал, что споёт он песню про наше бытие, ведь терпеть уже больше нет мочи.
Как пел крошка Енот - хмурый день светлее от улыбки.

И тогда наверняка, вдруг запляшут облака,
И кузнечик запиликает на скрипке.
С голубого ручейка начинается река,
Ну, а дружба начинается с улыбки.
С голубого ручейка начинается река,
Ну, а дружба начинается с улыбки.

И от этой телеги прокуренным голосом деда тебе стало хуёво,
Как наркомана при ломке, стало колбасить, руки сжались в кулаки,
Захотелось завыть волком посреди осенней рощи кленовой,
И кровью налились по самые веки доселе сонные зрачки.
Ты вспомнил, как пиздил по утру жену за хрючево, что она хуёво сварила,
Как плюнул соседу под дверь, пидорасу, тому, что купил себе новый кайенн,
Поджёг ты шалаш на свалке возле дома, что на лето себе бомжи смастерили,
И в ебло кинул сдачу, на которую в макдональдсе хотел наебать в красной кепке тюлень.

Взял ты деда за шкирняк и к дверям потащил, как мешок, полный говна,
И на улицу вышвырнул его вместе с гармонью, под кудахтанье бабок и свист постового,
Ведь как никто другой ты знаешь, что улыбка на улицах серого города с мученьем умерщвлена,
И улыбаются тебе на Руси лишь проститутки из шалмана, пусть грязного, но центрового.
Россия для грустных, ты понял это после первого дня на этой земле,
Ведь жить тут можно лишь в обличье грустных, будто с похорон, унылых щщей.
И пусть крошка Енот поёт, что от улыбки станет хмурый день светлей,
В его мультяшном мире не было хрустящих от жизни хрящей.

You go in a rattling bus on a bumpy road with your inexorable destiny,
And breathe the gas that it exudes, illuminating the sad headlamp with a sad gray face,
That wrapped in collars, and stand along the road, as if pillars,
I fastened from the drooping wind coat to the top butter.
You look at these fences, that the window swims like Leviafan is a huge ridge,
On the wasteland and on landfills, poured by mud of spring april day,
On the old woman, that in the next seat is discussed by Mary Ivanovna Sugar diabetes,
Over the wheel of the man, that the exes with the people in space moves, all around in the light of Brahn.

And around from under the snow, Russia pops up, lubazing the lacquered shoes of yours,
And as if tsunami from shit, flew through the narrow streets of your dear village,
And standing near the roads lost after winter employees of the traffic police,
It can be seen, also started the morning today with a glass of alcohol.
And in front of you, a drunk grandfather with an accordion was suddenly cold, with difficulty to make turbid eyes,
And he began to carry a lot of hell, about the terrible mistakes done by Gorbachev,
And he said that he would like a song about our being, because there is no longer urine.
How sang baby raccoon - a gloomy day lighter from smile.

And then probably, suddenly clouds,
And the grasshopper shutters on the violin.
From the blue bitch begins the river,
Well, and friendship begins with a smile.
From the blue bitch begins the river,
Well, and friendship begins with a smile.

And from this TV, the voice of the grandfather was huyuly,
As a drug addict during the breakdown, it became sausage, the hands were squeezed into fists,
I wanted to howling the wolf in the midst of the autumn grove of Klenova,
And blood was flooded by the very century of the sleepy pupils.
You remembered how Pizdil in the morning of his wife for Hruchivo, that she was hooly welded,
As spared his neighbor under the door, Pidorace, what I bought myself a new cayenne,
You're a porch, you are shala on a landfill near the house, that for the summer you have been smasher for yourself,
And I threw the surrender to which in McDonalds wanted to fuck in a red seal cap.

You took a grandfather for the shinnyak and dragged to the doors like a bag full of shit,
And on the street he threw him together with Garmoy, under the kudachnia grandmothers and whistling,
After all, how no one else do you know that a smile on the streets of a gray city with a torment killed,
And you smile in Russia only a prostitute from Shalmana, let the dirty, but center.
Russia for sad, you understood it after the first day on this earth,
After all, it is possible to live here only in the guise of sad, as if with a funeral, sad.
And let the crumb of raccoon sings that the smile will be a gloomy day of light,
In his cartoon world there were no crispy cartilage.