Текст песни перерывпятьминут - лебовски

Я записан на жёстком диске Москвы, выпит как советский гранённый стакан, продан, как ворованный магнитофон, и смотрю в метро вслед поездам.
Вдруг ты там едешь, вдруг ты одна. Я бы мог хотя бы взглянуть на твоё лицо, если ты постарела, я наверное умру, а ты со своим новым, родишь близнецов.
Я записан в твоём блокноте Малескин, как мальчик который до сих пор тебя любит.
Я просыпаюсь от будильника утром, а ты можешь не заводить - он тебя разбудит.
Я покорил для тебя Эверест, состоящий из бутылок рязанского пива. Сделай меня еще более мёртвым, позвони в пять утра - я больше не буду счастливым.
Без тебя.
Без твоих пьяных шуток, без твоих рисунков, твоих объятий я буду, новым большим Лебовски, выходить в магазин в халате.
Мясо моё - это соя, правда.
Я уже и сам вегетерианский салат.
Сорвите меня, убей за долги, повесь как Саддам, объяви мне священный джихад.
Ты моё 11-ое сентября, не иначе, а это тот мальчик, что так много плачет.
В магазине за кассой забуду пароль от кредитки.
Ты и я - это две половинки в теории Фаины Раневской.
Так началась моя жизнь и закончилось детство.
Провожу каждый день в ожиданиях участкового, который спросит меня, что нового.
А нового ничего не будет, никто не откроет.
Псевдопоэт уехал домой, оставил записку на двери коммуналки: "я болен тобой, я болен тобой".
И никто не узнает, что за мальчик там жил, что за музыку слушал, по кому он так пил, перманентно страдал и писал, о том что не жить - это лучше.
А я покупаю обратно билет в жизнь полную недоразумений.
И займы всё лучше, лучше кредит, ипотеку и жить на работе, чем эти потоки разочарований.
Мне никто не погладит рубашку в четверг и субботу, как и во вторник, и всё, что шумит у меня за окном - это ветер и в хлам бухой дворник.
Вор не ограбит меня, потому что меня подло давно, уже обокрали оставив за место чувств и души архив .rar в формате пошлых страданий.
Без тебя.
Без твоих пьяных шуток, без твоих рисунков, твоих объятий я буду новым большим Лебовски выходить в магазин в халате.

I was recorded on the hard disk of Moscow, drunk like a Soviet faceted glass, sold like a stolen tape recorder, and I look after the trains in the subway.
Suddenly you are driving there, suddenly you are alone. I could at least look at your face, if you are old, I will probably die, and you, with your new one, will give birth to twins.
I am written in your notebook Maleskin, as a boy who still loves you.
I wake up from the alarm clock in the morning, and you don't have to start it - it will wake you up.
I have conquered Everest for you, consisting of bottles of Ryazan beer. Make me even more dead, call at five in the morning - I won't be happy anymore.
Without you.
Without your drunken jokes, without your drawings, your hugs, I will, the new big Lebowski, go out to the store in a dressing gown.
My meat is soy, really.
I'm a veggie salad myself.
Rip me off, kill me for my debts, hang me like Saddam, declare a holy jihad on me.
You are my September 11th, not otherwise, and this is the boy who cries so much.
In the store behind the checkout, I'll forget the credit card password.
You and me are two halves in the theory of Faina Ranevskaya.
This is how my life began and my childhood ended.
I spend every day waiting for the district police officer to ask me what's new.
And there will be nothing new, no one will open it.
The pseudo-poet went home, left a note on the door of the communal apartment: "I'm sick with you, I'm sick with you."
And no one will know what kind of boy he lived there, what kind of music he listened to, for whom he drank like that, suffered permanently and wrote that not living is better.
And I buy back a ticket to a life full of misunderstandings.
And loans are getting better, better credit, mortgages and a live job than these streams of frustration.
No one will iron my shirt on Thursday and Saturday, as well as on Tuesday, and all that noise outside my window is the wind and the junk cleaner.
The thief will not rob me, because I have been meanly long ago, they have already robbed me, leaving the .rar archive in the format of vulgar suffering for the place of feelings and souls.
Without you.
Without your drunken jokes, without your drawings, your hugs, I will be the new big Lebowski to go out to the store in a robe.