совсем меня не красило быть одному,
и жизнь меня распидорасила, как герасим му-му.
дайте-ка мне на зиму немного женской ласки.
в этом демо-пасквиле таится запах вагинальной смазки.
в полночь у вокзалов показалась лемета,
выплывали, как сазан из реки, ноты из бита.
на тихом компросе дедушка с проседью на хлеб просит,
на попова клацает аккордионщик без остановок.
когда-то верил в братьев, не стеснялся обнимать их по-пацански,
когда-то покупал бляди цацки.
голова рвалась, как будто ей играли в баскет,
кама рвётся в семь рукавов, словно Барада в Дамаске.
в тёплые края отсюда улетают трясогузки,
у подъездов трётся чернота в футболках "я русский".
тру трёхдневную бородку, тыкаю на кнопку пуск.
прожитые дни мокнут в коробках на подлодке курск.
пальцы от мороза ломит, будто перемолоты
холодом. будто вши, бродят старожилы, без повода
пуская змей в жилы, а ведь еще молоды.
спи спокойно под машинами, мой маленький Молотов.
I all did not paint to be alone,
And the life of me will raise me as Gerasim Mu Mu.
Give me a little female caress for the winter.
In this demo-pascvile, the smell of vaginal lubricant is lubricated.
At midnight, Lemeta seemed at the station
They floated like Sazan from the river, notes from the bit.
On a quiet range, grandfather asked for bread asks
At Popova, the accorder without stopping.
once believed in the brothers, did not hesitate to hug them in the Patzensky,
Once bought the whores of Tsatqski.
The head rushed as if she was played in Basket,
Kama rusts in seven sleeves, as if Barad in Damascus.
In the warm edges, the wagtime flies from here,
The entrances run black in T-shirts "I am Russian".
Tier a three-day beard, poke on the Start button.
Lavaed days wet in boxes on the submarine Kursk.
Follows from frost Lomit, as if the grinding
cold. like lice roam old-timers, without reason
Powder snakes in the veins, and even young people.
Sleep quiet under the machines, my little hammer.
