Рукою дрожащей посох свой сжимает,
И льётся тусклый свет ему на седину.
Свой фолиант он молча открывает
И шепчет заклинания во тьму.
Его лицо морщинами покрыто.
На нем печать невыносимых мук,
Но что за мощь под мантией сокрыта -
Страшнее стали взмах изящных рук!
Но приступ кашля вновь его терзает,
И на губах опять струится кровь.
Свои глаза он в муке поднимает,
И увядает мир пред ними вновь и вновь.
Быть может, жалок он в своём тщедушном теле,
Его душа как море подо льдом.
И часто люди Рейстлина жалели,
Но ненавидит он лишь мысль одну о том.
Но вырвется струёй из жезла пламя,
Зрачок во мраке золотом блеснёт.
И дух безудержный над бездною восстанет,
И целый мир пред Рейстлином падёт!
With a trembling hand he clutches his staff,
And a dim light pours on his gray hair.
He silently opens his tome
And whispers spells into the darkness.
His face is covered with wrinkles.
It bears the stamp of unbearable torment
But what power is hidden under the mantle -
The wave of graceful hands has become more terrible!
But a fit of coughing torments him again,
And the blood flows on the lips again.
He raises his eyes in agony,
And the world fades before them again and again.
Perhaps he is pathetic in his puny body,
His soul is like the sea under the ice.
And often Raistlin's people regretted
But he hates only the thought of that.
But a flame will burst out of the rod like a stream,
The pupil in the darkness gleams with gold.
And an unrestrained spirit will rise over the abyss,
And the whole world will fall before Raistlin!
