Я всегда искал мужского внимания, какой-то отеческой заботы о себе. Большую часть детства мне виделось, что однажды в наш дом со скрипящими ступеньками и тугими не смазанными дверьми войдет Он – этакий лесоруб метр в плечах, в клетчатой рубашке, с суровым лицом, которое изредка озаряет широченная добрая улыбка. Этот архетип отца, этот строгий, но справедливый мужчина, который бы подбрасывал меня в воздух и ловил, прижимая к себе с довольным: «Несносный мальчишка». Он водил бы меня на бейсбол. К слову, я не люблю бейсбол, не люблю футбол, не люблю баскетбол – любому виду спорта я предпочитаю моральное и физическое разложение среди книг, но в детстве мне казалось, что все может измениться. Фантазия была такой: каждое утро я просыпался с предчувствием, что именно сегодня в мою жизнь войдет человек, который спасет меня от матери, открывшей для себя дверцу в радостный мир алкоголя и знакомств на заправках. Я вытягивался по струнке перед окном, впускал в комнату ледяной воздух и ждал какого-то чуда; может быть, я ждал, что из морозных полос вырисуется имя или каким-то седьмым чувством я пойму, кого надо искать, - я был крайне одинок и отчаян в поиске хотя бы намека на то, как это одиночество прекратить.
Он – мой воображаемый отец – окружает меня ненавязчивой опекой, за которую я буду благодарен ему на протяжении всей своей жизни, и в самом конце, сидя у его кровати, когда он будет кашлять и шептать: «Я пытался быть тебе настоящим отцом», - я скажу: «Ты всегда им был, папа». Я буду ценить все, что он для меня сделает: каждое слово, каждый поступок, работа, пропущенная ради моего триумфа или провала на поле, каждый киносеанс, проведенный вместе. Что угодно.
Джек Кроуфорд никогда бы не стал моим отцом. Не только потому, что он вспоминает о моем существовании исключительно в те моменты, когда его ассоциативный ряд, начинающийся с новых трупов в Балтиморе, приводит к моему образу. И не потому, что его предложения не включают в себя возможность отправиться вместе в кино или пожарить попкорн на сковородке, взяв в прокате какой-нибудь фильм, а сводятся исключительно к деловому: «У нас тело».
Просто Джеку Кроуфорду на меня срать – в этом вся проблема. Три недели я провел в компании трупов, а вместо того, чтобы поинтересоваться, как я поживаю, Джек говорит:
- Дерьмово выглядишь.
- Ну, не для кого стараться, - он хмыкает в ответ и упирается плечом в косяк двери.
- Ты нам нужен.
- А я думал, вы заглянули на чай.
- Уилл, - он сводит брови, как бы показывая, что еще одна дурацкая реплика с моей стороны – и он отчитает меня как нашкодившего ребенка. – У нас труп.
Мне очень хочется сказать: «У меня тоже, Джек». Джек, дорогой, у меня на кухне тоже два трупа, и я практически породнился с ними. Можем ли мы избежать новых встреч?.. Сегодня я не чувствую себя особенно общительным.
И вообще, Джек, я боюсь, что, как только я выйду за дверь, меня растерзает парень, которого прикончили три недели назад. А мне дорога жизнь; возможно, это пустая сентиментальность, зависимость от мелочей, но пока я не готов умереть такой бессмысленной и негероической смертью.
- Ты собираешься? – Джек перегоняет во рту слюну и с усилием сглатывает, глядя, как я медленно тянусь за ботинками. – Скажи, ты правда считаешь, что если ты будешь копошиться, мы быстрее раскроем дело? Уилл!
Я обожаю, когда меня окликают как собаку. Это же моя любимая забава – подчиняться приказам. Иногда я прихожу домой, становлюсь перед зеркалом и начинаю сам себе приказывать: «Будь несчастным!», «Будь жалким!», «Выгляди как неудачник!».
- Секунду… - я убираю с прикроватной тумбочки чашку и не очень уверенно направляюсь на кухню. Не знаю, что именно я собирался сделать: то ли, прижавшись лбом к стене, заплакать: «Я не хочу никуда идти», то ли прошептать: «Летите, мои птички!» и попытаться спасти моих оживших мертвецов. Странно… - я оглядываю пустую комнату и опускаю чашку в раковину. Мои гости, оказалось, не любят представителей власти.
Когда Джек дергает дверь и выталкивает меня из квартиры, я даже не успеваю толком испугаться: я оказываюсь на холодной лестничной площадке, и, подталкиваемый в спину, быстро, перепрыгивая через две ступеньки, дохожу до выхода из дома.
Что же, мир оказался не таким тревожным местом, как мне представлялось.
