Владимир Муромцев
Щекочет ноздри горький дым,
Отходит поезд от перрона,
Я в нем останусь молодым
До судных дней Армагедона.
Там проводница, не спеша,
Заварит чай, разбавит содой,
И беспризорная душа
Сольется с неживой природой.
Я в тамбур выйду покурить,
Как на орбиту в ближний космос.
Нам над землею плыть и плыть,
Пока луна горит, как фосфор.
Пока за нами лунным глазом
Следит усталый серафим,
Наш паровоз летит под газом,
И век несется вслед за ним.
На верхней полке боковой
Приметы краткого ночлега.
Я века прошлого герой,
Эпохи альфа и омега.
Давно местами инвалид
Я плоть и дух полураспада,
Но обретаю прежний вид
В огнях вокзального фасада.
Пока за нами лунным глазом
Следит усталый серафим,
Наш паровоз летит под газом,
И век несется вслед за ним.
Vladimir Muromtsev
Tickles the nostrils bitter smoke,
The train from the platform,
I'll stay in it young
Before the ship Armageddon days.
There conductor, slowly,
Brew tea, dilute with soda,
And a stray shower
It merges with inanimate nature.
I go out into the lobby to smoke,
As for launch in near space.
We go over the earth and sail,
As long as the moon burns like phosphorus.
While for us the moon eye
Signs of fatigue seraph,
Our locomotive is flying under the gas,
And age is rushing after him.
On the upper side of the shelf
Signs of a brief overnight stay.
I'm the last century hero,
Epoch alpha and omega.
It has long been places disabled
I'm flesh and spirit-life,
Yet it is the same form
The facade lights of the railway station.
While for us the moon eye
Signs of fatigue seraph,
Our locomotive is flying under the gas,
And age is rushing after him.
