Текст песни Романс из фильма Золотая речка - Я к Вам пишу. М.Ю.Лермонтов

Я к вам пишу случайно; право
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам?— ничего!
Что помню вас?— но, Боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, все равно.

И знать вам также нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить свет!
Да и при том что пользы верить
Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых потому, что много,
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию,— но вас
Забыть мне было невозможно.

И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе как турок иль татарин
За все я ровно благодарен;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса востока
Меня с ученьем их Пророка
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днем,
Все, размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью...
И нет работы голове...
Зато лежишь в густой траве,
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз,
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга,
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит вдали;
Штыки горят под солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я неподалеку
У речки, следуя Пророку,
Мирной татарин свой намаз
Творит, не подымая глаз;
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету наговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Чу — дальний выстрел! прожужжала
Шальная пуля... славный звук...
Вот крик — и снова все вокруг
Затихло... но жара уж спала,
Ведут коней на водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор. Где вторая рота?
Что, вьючить?— что же капитан?
Повозки выдвигайте живо!
Савельич! Ой ли — Дай огниво!—
Подъем ударил барабан —
Гудит музыка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой поскакал...
Рассыпались в широком поле,
Как пчелы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке — два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... легкий дым...
Эй вы, станичники, за ним...
Что? ранен!..— Ничего, безделка...
И завязалась перестрелка...

Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало;
Прохладным вечером, бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет;
Зато видал я представленья,
Каких у вас на сцене нет...

Раз — это было под Гихами,
Мы проходили темный лес;
Огнем дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом;
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под их зелеными шатрами.
Ед

I write to you by chance; right
I don’t know how and why.
I have already lost this right.
And what can I tell you? - nothing!
What do I remember you? - but, right God,
You have known this for a long time;
And you, of course, do not care.

And you also don’t need to know
Where I am? what am I? in what wilderness?
Soul we are alien to each other,
Yes, there is hardly a relationship of soul.
Reading the pages of the past
Parsing them in order
Now with a cooling mind
I make sure of everything.
It’s funny to hypocrite your heart
So many years before him;
Well, if you still fool the light!
And even though the benefits of believing
To that which is already no more? ..
Crazily waiting for love in absentia?
In our age, all feelings are only for a period;
But I remember you - and indeed,
I could not forget you!
Firstly, because a lot,
And for a long, long time I loved you
Then suffering and anxiety
For the days of bliss paid;
Then in barren remorse
I dragged a chain of hard years;
And thinking cold
Killed the last color of life.
Cautiously approaching people
I forgot the noise of young leprosy
Love, poetry - but you
It was impossible for me to forget.

And I'm used to this thought
I carry my cross without murmuring:
Is that another punishment?
Not all is one. I comprehended life;
Fate like a Turk Il Tatar
For everything, I am absolutely grateful;
I do not ask God for happiness
And silently I endure evil.
Perhaps the skies of the east
Me with the teachings of their Prophet
Involuntarily brought together. Moreover
And life is hourly nomadic
Works, worries night and day,
All interfering with reflection
Brings to a primitive look
Sick soul: heart is sleeping
There is no space imagination ...
And there is no work for the head ...
But you lie in the thick grass
And dozing under a wide shadow
Chinar il vines,
All around are whitewashed tents;
Cossack skinny horses
They stand in a row, hanging their nose;
A servant sleeps in copper cannons
The wicks barely smoke;
In pairs, the chain stands in the distance;
Bayonets burn under the sun of the south.
Here is a talk about antiquity
In the tent of the neighbor is heard to me;
As under Ermolov went
To Chechnya, to Avaria, to the mountains;
How they fought, how we beat them,
How to get to us;
And I see nearby
By the river, following the Prophet,
Peaceful Tatar his prayer
Creates without raising his eyes;
But others are sitting in a circle.
I love the color of their yellow faces
Like the color of the novice
Their hats, sleeves are thin,
Their dark and crafty gaze
And their guttural conversation.
Chew - a long shot! buzzed
Crazy bullet ... nice sound ...
Here is a scream - and again everything is around
Silent ... but the heat was already subsiding
Lead horses to a watering place
The infantry stirred;
Here one galloped, the other!
Noise, talk. Where is the second company?
What to pack? - what is the captain?
Pull the carts alive!
Savelich! Oh Oh - Give me a flint! -
Rise hit the drum -
The regimental music is buzzing;
Driving between columns
The guns are ringing. The general
Jumped forward with my retinue ...
Scattered in a wide field,
Like bees, with a geek Cossacks;
Already showed the icons
There, at the edge - two, and more.
But in the turban one murid
In Circassian red rides important
The light gray horse is boiling,
He waves, cries - where is the brave?
Who will go to death with him! ..
Now, look: in a black hat
The Cossack set off in Grebenskaya;
He quickly snatched the rifle
It’s close ... a shot ... light smoke ...
Hey you, the villagers, after him ...
What? wounded! ..— Nothing, a trinket ...
And a skirmish ensued ...

But in these misunderstandings
There is a lot of fun, little help;
On a cool evening, it happened
We admired them
Without bloodthirsty excitement
Like a tragic ballet;
But I saw a picture,
What you do not have on stage ...

Time - it was under the Giha,
We passed a dark forest;
Breathing fire, burning above us
The azure-bright vault of heaven.
We were promised a fierce battle.
From the mountains of Ichkeria distant
Already in Chechnya at the fraternal call
Crowds flocked to the daredevils.
Above the antediluvian forests
Flashing beacons all around;
And their smoke then curled in a pillar,
That spread out in clouds;
And the forests revived;
Wildly voiced
Under their green tents.
Food