Глухари на токовище бьются грудью до крови
Не на шутку расходились быть бы живу Вот так и мы когда-то жили от зари и до зари
И влюблялись и любили, мчались годы с той поры
Мчались годы стёрлись клювы раны зажили давно
Только шрамы доброй памятью остались А рябину всю склевали да порвали на вино
Но кто помнил прилетали на знакомое окно
Тянет осенью из леса дом над крышей бьется дым
И антоновка созрела пожелтела Оглянуться не успел я Друг мой Вовка стал седым
А ведь тоже было дело передергивал лады
И на болотах все как прежде крылья хлопают вдали Все буянят все расплёскивают удаль
Ну а я а я уже не буду занавесочку спалил
И то вспомню то забуду как за птичками ходил
Глухари на токовище бьются грудью до крови
Не на шутку расходились быть бы живу Вот так и мы когда-то жили от зари и до зари
И влюблялись и любили, мчались годы с той поры
Capercaillie on the current beating chest to blood
Not in earnest, we would have diverged to be alive. That's how we once lived from dawn to dawn.
And fell in love and loved, raced for years since then
Racing years erased beaks wounds healed long ago
Only the scars of a good memory remained A whole rowan was gutted and torn into wine
But who remembered flew to a familiar window
Pulls smoke in the autumn from the forest. A house beats above the roof.
And Antonovka ripened yellowed I did not have time to look back My friend Vovka became gray-haired
But it was also a matter of distorting frets
And in the swamps everything, as before, flaps its wings in the distance. Everyone rages.
Well, I, and I will not burn the curtain
And then I remember, then I forget how I went for the birds
Capercaillie on the current beating chest to blood
Not in earnest, we would have diverged to be alive. That's how we once lived from dawn to dawn.
And fell in love and loved, raced for years since then
