Истории кончаются, но не сдаются –
Архивов не терпят огни революций,
В архивах не сыщешь любви и страданья –
На пыльных страницах лишь боль ожиданья.
С моста Иена и с моста Александра
Во время прогулок и долгих, и странных
В таинственных бликах парижских гризайлей
Он видел глаза всех Лаур и Азалий.
И маленькой квартирки прокуренный голос,
И старые ботинки – намеком на молодость,
И снова хозяин потребует ренту,
А значит, для песен нет лучше момента.
Последние сто франков – и на баррикады!
Свободы там не встретить, но видно, так надо –
Для вечных влюбленных в Латинском квартале
Огни революций специально включали.
И вот он поскользнулся на шкурке банана
И умер нечаянно, но без обмана,
И желтые листья летели над Сеной,
И аккордеон заливался сиреной.
И сброшенную кожу своей Мелюзины
Он так и не узнал за стеклом магазина.
Зачем он не заметил в глазах ее нежность?
Простит ли Париж ему эту небрежность?
Все было пунктирно и сентиментально,
Как Эйфелева башня в вечернем тумане,
Как наша эпоха, бежавшая плохо
От ленточки "старт" до последнего вздоха.
Крути, кинематограф, мне эту love story,
Годаровские зайчики на старом заборе,
Калитка в Париж открывается тайно,
И ты говоришь – как всегда – До свиданья!
Stories end but don't give up -
Archives cannot stand the lights of revolutions,
In the archives you will not find love and suffering -
On the dusty pages, only the pain of expectation.
From Jena Bridge and Alexander Bridge
During walks, both long and strange
In the mysterious glare of Parisian grisailles
He saw the eyes of all Laur and Azaleas.
And a small apartment smoky voice
And old shoes - a hint of youth,
And again, the owner will require rent,
So, for songs there is no better moment.
The last hundred francs - and to the barricades!
Freedom is not to be found there, but it’s obvious that it’s necessary
For eternal lovers in the Latin Quarter
The lights of the revolutions specifically included.
And so he slipped on a banana skin
And he died by accident, but without deception,
And the yellow leaves flew over the Seine
And the accordion was filled with a siren.
And the discarded skin of his Melus
He never recognized behind the glass of the store.
Why didn’t he notice her tenderness in his eyes?
Will Paris forgive him this negligence?
Everything was dotted and sentimental
Like the Eiffel Tower in the evening fog
Like our era that ran badly
From the ribbon "start" to the last breath.
Cool, cinema, me this love story,
Godarovsky bunnies on the old fence,
The gate to Paris opens secretly
And you say - as always - Goodbye!