Рожден при Брежневе, застал Олимпиаду 80.
Мишка улетал в небытии как и страна.
Генсеки при смерти союз наш подводили к прорости.
Педальный трактор мой катил туда где темные леса.
Бутылка Pepsi в четверых на бабочке в пустынный двор.
Курили чай в кустах, бычки тушили об забор.
Школа 2 по 7 и 8 первый класс новый порок.
Таблица умножения под лютый перелом эпох.
Закат империи, Колос на глиняных ногах.
Все стали нищими все в миг и как то впопыхах.
Страну просрали дяди под бутылочку и нестчаки.
И как с гуся вод герои, блядь, а не враги.
А вот и юность, а с нею девяностых дичь.
Власть без предела сильных, где слабых надо сечь и стричь.
Заводы проданы, дефолт, героин, Чечня.
И тихо щелкает счетчик судного дня.
Born under Brezhnev, I found the Olympics 80.
The bear flew away into oblivion like the country.
The secretaries-general, at the death of our union, led to a break.
My pedal tractor rolled to where dark forests.
Bottle of Pepsi for four on a butterfly in a deserted courtyard.
They smoked tea in the bushes, and the bulls extinguished the fence.
School 2 through 7 and 8 first grade is a new vice.
Multiplication table for a fierce turning point of eras.
Empire sunset, Spike on feet of clay.
All became poor all in an instant and somehow in a hurry.
The country was pissed by uncles under the bottle and the unstuck.
And like from a goose of water heroes, whore, not enemies.
And here is youth, and with it the game of the nineties.
Power without the limit of the strong, where the weak must be cut and sheared.
Factories sold, default, heroin, Chechnya.
And quietly clicks the doomsday counter.