Текст песни С. Есенин - Запели тесаные дроги

Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.

Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.

О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.

И не отдам я эти цепи
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
-
-
Первые годы жизни в Москве принесли Есенину много неприятных открытий. Его угнетала городская суета, поэтому все чаще и чаще поэт мысленно обращался к своей малой родине – селу Константиново. Есенину не хватало русского простора, к которому он так привык, а узкие московские улочки вызывали у него чувство досады и раздражения. Неудивительно, что в этот период он писал стихи, посвященные родной природе, по которой очень сильно скучал. Даже тот факт, что «сельского поэта» столичные критики не воспринимали всерьез, не мог изменить мировоззрения Есенина, который свое творчество неизменно связывал с воспеванием красоты лугов, лесов и озер.

Поэт неоднократно признавался, что его родные края удивительно красивы. Однако эта красота несет в себе оттенок вековой русской печали. Вспоминая о Константиново, Есенин особенно остро испытывал это чувство, к которому примешивались горечь, тоска и безысходность. Однако поэт был искренне благодарен судьбе за то, что ему довелось родиться и вырасти на Рязанщине, которая стала для него символом той старой Руси, которой слагали поэтические оды многие поколения литераторов.

В 1916 году Есенин написал стихотворение «Запели тесаные дроги…», навеянное воспоминаниями о родном крае. Миниатюрная зарисовка из жизни вчерашнего учителя, который вынужден был добираться до дома на телеге, наполнена теплотой и легкой грустью. Путь лежит через сельские кладбища с полуразрушенными часовнями, и автор, считающий себя атеистом, отмечает, что «на известку колоколен невольно крестится рука».

Однако на фоне печали, которая является верной спутницей Есенина, постепенно пробуждается еще одно сильное чувство, и поэт, обращаясь к родной земле, признается: «Люблю до радости и боли твою озерную тоску». Автор подчеркивает, что сейчас он очень далеко от любимых мест, и его жизнь течет совсем в ином русле, чем прежде. Казалось бы, в повседневной суете тоска по родине должна постепенно исчезнуть, уступив место радости от собственных успехов на литературном поприще. Однако Есенин преклоняется перед русской землей и утверждает, что «не любить тебя, не верить – я научиться не могу». Для него нет ничего дороже, чем слышать, как «звенят родные степи молитвословным ковылем», и как «малиновое поле» Руси, бескрайнее и безграничное, преображается под воздействием легкого ветерка, который поэт именует «овсяным».

Singing hewn horns
Plains and bushes run.
Chapels on the road again
And funeral crosses.

I am sick again with warm sadness
From the oat breeze.
And the lime bells
Involuntarily baptized hand.

O Rus, raspberry field
And the blue that fell into the river
I love to joy and pain
Your lake longing.

Cold sorrow cannot be measured
You are on a foggy shore.
But do not love you, do not believe -
I can’t learn.

And I will not give these chains
And I won’t part with a long sleep
When the native steppes ring
Prayer of Feather.
-
-
The first years of his life in Moscow brought Yesenin many unpleasant discoveries. He was oppressed by the bustle of the city, so more and more often the poet mentally turned to his small homeland - the village of Konstantinovo. Yesenin lacked the Russian space he was so used to, and the narrow Moscow streets made him feel annoyed and annoyed. It is not surprising that during this period he wrote poems dedicated to his native nature, which he missed very much. Even the fact that the “rural poet” was not taken seriously by the capital’s critics, could not change Esenin’s worldview, which his work invariably linked with singing the beauty of meadows, forests and lakes.

The poet has repeatedly admitted that his native land is surprisingly beautiful. However, this beauty bears the shade of centuries of Russian sadness. Remembering Konstantinovo, Esenin especially sharply felt this feeling, to which bitterness, longing and hopelessness mixed. However, the poet was sincerely grateful to his fate for having been born and raised in the Ryazanshchina, which became for him a symbol of that old Russia, which composed poetic odes for many generations of writers.

In 1916, Yesenin wrote the poem "Sewed hewn horns ...", inspired by memories of his native land. A miniature sketch from the life of yesterday's teacher, who was forced to get home on a cart, is filled with warmth and light sadness. The path lies through rural cemeteries with dilapidated chapels, and the author, who considers himself an atheist, notes that "an arm is involuntarily baptized into the lime of the bell towers."

However, against the background of sadness, which is Esenin's faithful companion, another strong feeling is gradually awakening, and the poet, turning to his native land, admits: "I love your lake melancholy with joy and pain." The author emphasizes that now he is very far from his favorite places, and his life flows in a completely different direction than before. It would seem that in the daily bustle of homesickness should gradually disappear, giving way to joy from their own successes in the literary field. However, Yesenin admires the Russian land and claims that "I don’t learn to not love you, not believe you." For him there is nothing more precious than hearing how the native steppes “ring the prayer feather” and how the “raspberry field” of Russia, boundless and limitless, is transformed under the influence of a light breeze, which the poet calls “oatmeal”.