В то холодное лето пятьдесят третьего,
Там, где мы с разных обочин вселенной,
Нас солнце предательски так и не встретило.
Хровь била хлопьями ядерной пены.
Извёстка осыпалась и мы расстаяли
Снежными бабами с мая на август,
А птицы слетались злопамятной стаей на
То, что от нас никому не осталось.
В твоей мерзлоте расцветала черёмуха,
Мёртвый отец покидал сновидение.
С савана неба стреляли без промаха
В то, чем мы славились по понедельникам.
Крысы, оскалившись, дохли в амбарах,
Заполненных запахом злаков и серы,
Наверное, нас хоронили по парам,
Расчитывая на вторых и на первых.
В то долгое лето пятьдесят третьего,
Где ничего никому не досталось,
Никто никому ничего не ответил.
Все поняли сами - нам снилась СТАРОСТЬ.
At that cold summer fifty-thirds,
Where we are from different Okolin Universe,
We have never met the sun treacherously.
Hhrow Bilas with cereals of nuclear foam.
The waveman sat down and we were delivered
Snowbabs from May to August,
And the birds flown by a malicative pack on
The fact that no one left from us.
In your Merzlot bloomed the cherry
The dead father left the dream.
From Savan Sky shot without a mishai
What we were famous for Mondays.
Rats, cool, milked in barn,
Filled with the smell of cereals and sulfur,
Probably, we were buried by couples,
Cutting on the second and first.
That long summer fifty-thirds,
Where nothing went anything,
No one answered anyone.
Everyone understood themselves - we have dreamed old age.
