Бендюжники пьют за туман, за осень,
Вороны слетаются чёрной сотней,
И в позе четырнадцать/восемь-восемь
Насилуют пьяного в подворотне.
Крепчает мороз и скрипит по коже,
Лицо утонуло в моей улыбке.
Назавтра меня в тёплый гроб положат,
И будут качать под мотивы Шнитке.
Но нет нынче времени на поминки,
И солнечный зайчик хрипит под лаптем.
Бендюжники воют уже от синьки,
Но не ускользают от трупных пятен.
И нивы горели, и ветер шарпал,
И сколько-то было блядей под боком.
А вечером облако медным кляпом
Просунулось в горло и стало горько.
В товарном вагоне к нам едет солнце!
Мотает его по краям Урала...
Мне снится (с чего бы?) товарищ Троцкий,
Целующий пьяную Фриду Кало.
Но что-то бендюжники приутихли,
Над миром царит беспросветный праздник..
А снег будет рыхлый, тяжёлый, рыхлый..
И завтрашний день только он украсит.
Bentuzhniki drink for fog, for autumn,
The crow flies black hundreds
And in pose fourteen / eight-eight
Rape drunk in the doorway.
Fasters frost and creaks on the skin,
The face drowned in my smile.
Tomorrow I will put me in a warm coffin
And they will swing under the motifs of the shit.
But now there is no time for commemoration,
And the sunny bunny scrolls under Laptg.
Bentuzhniki are already in the blue,
But do not elude corpany spots.
And Niva burned, and the wind Sharpal,
And how much was the sludge under the side.
And in the evening cloud copper gag
It was suggested in the throat and became bitterly.
In the commercial car rides the sun!
It winds around the edges of the Urals ...
I dream (why?) Comrade Trotsky,
Kissing Drunk Freed Calo.
But something Bentuzhniki pricious
Abrearent holiday reigns over the world ..
And the snow will be loose, heavy, loose ..
And tomorrow only he decorates.
