Если дров я наломаю, я тебе их принесу.
Ты поймёшь, и разведёшь костёр поярче.
И, пейзажи утирая на заплёванном мысу,
Улыбается природа: Грейся, старче!
А я в молодость нашу не верю.
Это старость тогда подставляла вторую щеку.
А сейчас можно с полным уродством поведать, что зрею.
И спокойно страдать и творить на спокойном скаку.
Если ты на слово "плохо" оперлась так хорошо,
Стон за стоном твои песни не проходят,
Значит, пальчик или сердце укололось палашом,
Но на плахе их пока что не находят.
А я в молодость нашу не верю.
Просто старость тогда подставляла вторую щеку.
И сейчас можно с полным уродством поведать, что зрею.
И спокойно страдать, и творить,
никому не мешать,
на спокойном скаку.
Если станы полевые не изучены ещё,
То виною - города, а в них поэты.
Значит мы не изучили и того, кто к нам пришёл,
И присел один на краешек планеты.
1985
If I break some wood, I'll bring it to you.
You will understand, and you will make a fire brighter.
And, wiping landscapes on a spattered cape,
Nature smiles: Grey, old man!
And I don't believe in our youth.
This old age then turned the other cheek.
And now you can tell with complete ugliness that I am ripening.
And calmly suffer and create at a calm gallop.
If you lean so well on the word "bad"
Moan after moan, your songs do not pass
So a finger or a heart pricked with a sword,
But they have not yet been found on the chopping block.
And I don't believe in our youth.
Just old age then turned the other cheek.
And now you can tell with complete ugliness that I am ripening.
And calmly suffer and create,
do not bother anyone,
at a calm gallop.
If the camps of the field have not yet been studied,
That is the fault - the city, and in them the poets.
It means that we have not studied the one who came to us,
And sat down alone on the edge of the planet.
1985
