Струил закат последний свой багрянец.
Еще белел кувшинок грустных глянец,
качавшихся меж лезвий тростника
под колыбельный лепет ветерка.
Я шел, печаль свою сопровождая.
Над озером, средь ив плакучих тая,
вставал туман, как призрак самого отчаянья.
И жалобой его казались диких уток пересвисты,
друг друга звавших над травой росистой.
Так между ив я шел, свою печаль сопровождая.
Сумрака вуаль последний затуманила багрянец
заката и укрыла бледный глянец
кувшинок в обрамлении тростника,
качавшихся под лепет ветерка...
... Я шел, печаль свою сопровождая.
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман...
The last crimson struck the sunset.
Even the water lilies of sad luster whitened
swaying between reed blades
under the lullaby of the breeze.
I walked, accompanying my sadness.
Above the lake, in the midst of weeping thawing,
the fog arose, like the ghost of despair itself.
And his complaint seemed wild ducks swearing,
each other calling over dewy grass.
So between willows I walked, accompanying my sadness.
The dusk veil last clouded by a crimson
sunset and covered in a pale gloss
water lilies framed by reeds,
swaying under the babble of the breeze ...
... I walked, accompanying my sadness.
Above the lake, in the midst of weeping thawing,
The fog was rising ...
