Видно, так заведено навеки —
К тридцати годам перебесясь,
Все сильней, прожженные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
Милая, мне скоро стукнет тридцать,
И земля милей мне с каждым днем.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнем.
Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая —
Знак того, что вместе нам сгореть.
То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
В голове болотный бродит омут,
И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?
Может быть, целуясь до рассвета,
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
Ну и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край.
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.
It is seen as instituted forever -
For thirty years gone mad,
All the stronger hardened cripples,
With the life we keep connection.
Sweetheart, I soon banging thirty
And the earth a mile to me every day.
That's why his heart was dreaming,
What grief I pink fire.
Kohl light, so light burning,
And for good reason in lime color
I took out a ring of a parrot -
A sign that together we burn.
That ring I was wearing a gypsy.
Taking off my hands, I gave it to you,
And now, as sad hurdy-gurdy,
I can not think, do not be timid.
In the maelstrom of head marsh wandering,
And at the heart of the frost and mist:
Maybe someone else
You gave him laughing?
Maybe kissing before dawn,
He asks you to himself,
How ridiculously stupid poet
I led you to sensual poetry.
Well, then! Pass and the wound.
Just sad to see the edge of life.
The first time such a bully
Deceived damn parrot.
