Есть светлая радость под сенью кустов
Поплакать о прошлом родных берегов
И, первую проседь лаская на лбу,
С приятною болью пенять на судьбу.
Ни друга, ни думы о бабьих губах
Не зреет в ее тихомудрых словах,
Но есть в ней, как вера, живая мечта
К незримому свету приблизить уста.
Мы любим в ней вечер, над речкой овес, -
И отроков резвых с медынью волос.
Стряхая с бровей своих призрачный дым,
Нам сладко о тайнах рассказывать им.
Есть нежная кротость, присев на порог,
Молиться закату и лику дорог.
В обсыпанных рощах, на сжатых полях
Грустит наша дума об отрочьих днях.
За отчею сказкой, за звоном стропил
Несет ее шорох неведомых крыл...
Но крепко в равнинах ковыльных лугов
Покоится правда родительских снов.
There is bright joy under the shade of the bushes
Cry about the past of the native shores
And, the first graying caressing on the forehead,
It is with pleasant pain to blame fate.
No friend, no thought about woman's lips
Doesn't ripen in her quiet words,
But there is in her, like faith, a living dream
To bring the lips closer to the invisible light.
We love the evening in it, oats over the river, -
And frisky youths with copper hair.
Shaking ghostly smoke from their eyebrows,
It is sweet for us to tell them about secrets.
There is gentle meekness, sitting on the threshold,
To pray to the sunset and the face of the roads.
In sprinkled groves, in harvested fields
Our thoughts about the youthful days are sad.
For the father's tale, behind the rafters
Carries her rustle of unknown wings ...
But firmly in the plains of feather-grass meadows
The truth of parental dreams rests.
