жене
Все громко тикает. Под спичечные марши
В одежде лечь поверх постельного белья.
Ну-ну, без глупостей. Но чувство страха старше
И долговечнее тебя, душа моя.
На стуле в пепельнице теплится окурок,
И в зимнем сумраке мерцают два ключа.
Вот это смерть и есть, допрыгался, придурок?
Жердь, круговерть и твердь — мученье рифмача...
Нагая женщина тогда встает с постели
И через голову просторный балахон
Наденет медленно, и обойдет без цели
Жилище праздное, где память о плохом
Или совсем плохом. Перед большой разлукой
Обычай требует ненадолго присесть,
Присядет и она, не проронив ни звука.
Отцы, учители, вот это — ад и есть!
В прозрачной темноте пройдет до самой двери,
С порога бросит взгляд на жалкую кровать,
И пальцем странный сон на пыльном секретере
Запишет, уходя, но слов не разобрать.
1994
wife
Everything is ticking loudly. For match marches
In clothes, lie on top of bedding.
Well, well, no nonsense. But the feeling of fear is older
And more durable than you, my soul.
On a chair in an ashtray a cigarette is warming,
And in the winter twilight two keys flicker.
This death is, jumped up, moron?
Pole, whirling and firmament - the torment of the rhyme ...
Naked woman then gets out of bed
And over my head a spacious hoodie
Put on slowly, and go around without a goal
Idle housing, where the memory of the bad
Or really bad. Before the big separation
Custom requires a brief sitting down,
She will sit down, not uttering a sound.
Fathers, teachers, this is hell!
In the transparent darkness it will go all the way to the door
From the threshold I will glance at the pathetic bed,
And with your finger a strange dream on a dusty secretary
He will write it down, but cannot make out the words.
1994
