МОСКОВСКИЙ ВАЛЬСОК.
Я вдыхаю тревожных, московских ночей валидол.
В закупоренных венах на старенькой тачке качу.
Задирает Тверская неоновый, блядский подол.
И кончается век, и чего я от века хочу?
В этом городе, лето не лето, зима не зима.
Он пропах керосином, пропился, он спятил с ума.
На домах его граждан железные двери темниц.
И дрожит в его небе бетонный, останкинский шприц.
Вот и храм "На Куличках" пробившийся к центру Москвы.
В нём, грешат прихожане, поспешно крестясь и грубя.
Всё смещалось, кортеж президента и тачки братвы.
И двуглавый орёл отвернувшийся сам от себя.
В этом городе, лето не лето, зима не зима.
Он пропах керосином, пропился, он спятил с ума.
На домах его граждан железные двери темниц.
И дрожит в его небе бетонный, останкинский шприц.
MOSCOW VALSOK.
I inhale anxious Moscow nights validol.
In clogged veins on an old wheelbarrow I roll.
Tver bullied neon, fucking hem.
And the century ends, and what do I want from the century?
In this city, summer is not summer, winter is not winter.
He smelled of kerosene, drunk, he went crazy.
On the houses of his citizens are iron doors of dungeons.
And a concrete, Ostankino syringe trembles in his sky.
Here is the temple "On Kulichki" made its way to the center of Moscow.
In it, parishioners sin, hastily baptized and rude.
Everything shifted, the motorcade of the president and the car of the lads.
And the double-headed eagle has turned away from itself.
In this city, summer is not summer, winter is not winter.
He smelled of kerosene, drunk, he went crazy.
On the houses of his citizens are iron doors of dungeons.
And a concrete, Ostankino syringe trembles in his sky.
