Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я - это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
1961
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое
There is no monuments over the Babi Yar.
Cool breakdown like a gross tombstone.
I'm scared.
I have so many years today
as the most Jewish people.
I think now -
I am a Jew.
Here I am delirious in an ancient Egypt.
But I, on the cross crucified, flexible,
And still on me - traces of nails.
It seems to me that drift -
this is me.
Meshism -
My cheapeser and judge.
I'm behind bars.
I got into the ring.
Seed
glamorous
Overall.
And ladies with Brussels Ruffles,
Izza, umbrellas twitch in my face.
It seems to me -
I am a boy in Bialystok.
Blood flows, spreading in the floors.
Correct the leaders of the innovative rack
And smells with vodka with onions in half.
I, the boot swept, powerless.
In vain I pour fools.
Under Gogot:
"Bay Jews, save Russia!" -
Rape labaznik mother my.
Oh, the Russian is my people! -
I know -
you
In essence internatively.
But often those whose hands are uncleans,
Your purest name bored.
I know the kindness of your land.
How
that and the vestment does not flourish,
Anti-Semites magnificently ordered
Himself with the "Union of the Russian People"!
It seems to me -
I am Anna Frank,
transparent
As a twig in April.
And I love.
And I do not need phrases.
I need,
So that in each other we watched.
How little can be seen
smell!
It is impossible to us leaves
And it is impossible to us the sky.
But you can very much -
This is gentle
Friend to hug each other in the dark room.
Here go?
Do not be afraid - this is the hum
Spring itself -
She goes here.
Come to me.
Give me the lips rather.
Break the door?
No - this is an ice row ...
Above Babi Yar Rust of wild herbs.
Trees look Grozno,
Judging.
All silently shouts here,
And, with a hat, removing,
I feel,
How slowly gray.
And I myself,
as a solid silent cry,
over thousands of thousands buried.
I -
Everyone here is shot old man.
I -
Everyone is shot here.
Nothing in me
I will not forget about it!
"International"
Let him threaten
when forever will be buried
The last anti-Semit.
Jewish blood is not in my blood.
But hased by angrily zaskovluy
I have all anti-Semitis,
like a Jew,
and that's why -
I am a real Russian!
1961.
Evgeny Yevtushenko. My own
