Ночь напролет мела метель,
и холодна была постель,
и дверь на скрипочках петель
играла плохо.
Мне снилась музыка вдали, -
так иногда календари,
сжимая цифры до зари,
хранят эпоху.
И снилось мне, как холодна
река, промерзшая до дна,
течет вне времени одна,
не принимая
в свою высокую игру
нас, обтекаемых к утру,
привыкших к пуху и перу,
к любви карманной.
Как будто там, на дне реки,
на расстоянии руки,
лежат, на вид невелики,
цветные камни, -
предохранители времен
от злых и замкнутых племен,
от соли чисел и имен
на нежной ткани.
Когда теряется звезда,
век выпадает из гнезда,
и и разрывает провода
разумной речи, -
а камни те меняют цвет,
и мир ломается в ответ,
и человеку места нет
под небом млечным.
А мы с тобой идем по льду,
как в том единственном году,
держась за каждую звезду
и друг за друга.
Я вам поведал зимний сон,
где каждый молод и влюблен,
где прерывала ход времён
ночная вьюга.
A blizzard swept through the night
and the bed was cold
and the door on the violins of the hinges
played badly.
I dreamed of music in the distance, -
so sometimes calendars,
squeezing numbers until dawn,
preserve the era.
And I dreamed how cold
the river, frozen to the bottom,
flows out of time alone,
not accepting
into your high game
us streamlined by morning
accustomed to down and feather,
to pocket love.
As if there, at the bottom of the river,
at arm's length,
lie, seemingly small,
colored stones, -
times fuses
from evil and withdrawn tribes,
from the salt of numbers and names
on a delicate fabric.
When a star is lost
the eyelid falls out of the nest,
and and breaks the wires
reasonable speech, -
and those stones change color,
and the world breaks down in response
and there is no place for man
under the milky sky.
And you and I are walking on the ice
like that one year
holding on to every star
and for each other.
I told you a winter dream
where everyone is young and in love
where time interrupted
night blizzard.
