Отважный воитель с подругой простится и до свету выйдет в поход.
Туда, где бессмертная дивная птица в закованной клетке живет.
За синью морей, за крутыми хребтами, у злых иноземцев в плену,
Ее оплели золотыми прутами и в клетке содержат одну.
Туда не доносится стон лихолетий и уличных толп нищета.
Но с вещим бесстрастьем однажды в столетье она отворяет уста.
И свод наполняется криком гортанным, пророчащим смерть и беду.
И падают с бархатных стен ятаганы, и конь обрывает узду.
Огни постовые горят у острога, во мраке не спят сторожа.
Ты молод, воитель, тебе и дорога, покуда решимость свежа.
Вернешься с добычей к родному привалу, прославив отеческий стан,
Но плещется следом, подобная валу, кровавая месть басурман.
И пепел покроет родные пределы, и очи ослепнут от слез.
Глянь, доблестный витязь, чего ты наделал, кого ты с чужбины привез.
Ни пламя, ни отблески сечи священной на птицу не бросят следа.
Уж клетку сломали, но, верная плену, она не летит никуда.
Ни внемля мольбам, ни проклятиям бранным, бессильные крылья сложив,
Она светозарным стоит истуканом для тех, кто останется жив.
The brave warrior with a friend will say goodbye to the light.
There, where the immortal wondrny bird in the chamber lives.
For the blue seas, behind the steep ridges, in evil ingenians in captivity,
It was neglected with gold rods and contain one in the cage.
There is no challenge of the poverty and street crowd of poverty.
But with the impact confusion once in a century, she caresses mouth.
And the arch is filled with a cry of Gundan, break in death and trouble.
And fall from the velvet walls of Yatagan, and the horse breaks up the ultrasound.
Walking lights are burning at the gloom, in the darkness they do not sleep the guard.
You are young, the warrior, you and the road, as long as the resolves of fresh.
Return with prey to your native prival, glorifying the fatherland,
But with a trail, like shaft, bloody revenge bassurman.
And ash will cover the native limits, and the eyes will be blind from tears.
Love, valiant knight, which you have done, who you brought from a foreign land.
Neither the flame nor the reflections of the saccha on the bird will not throw a trace.
I broke the cage, but, faithful to captivity, it does not fly anywhere.
Neither enthrall of the plea nor the curses of the faded, the powerless wings
She is a light wave idle for those who will stay alive.
