На небе звёздочная сыпь,
В болоте громко стонет выпь.
В ветвях куница разбирается с собой.
"Нельзя бояться" - говорил
Я сам себе, стоял курил.
Обыкновенный заурядный часовой.
Я сам отправился в наряд.
Уже который раз подряд -
Хотелось в отпуск, отпуск надо заслужить.
Мой старшина сказал мне:"Знай!
Уйдёшь домой на первамай.
Гулять с девчонками, напитки будешь пить."
А в чаще незнакомый рёв
И трудно разглядеть врагов.
Но что за топот? Что за грохот? Почему???
Ведь зверь не может так шуметь,
Он не осмелится посметь,
Он вечный жид и соблюдает тишину.
Сверкнули ружья и ножи,
Принадлежащие чужим.
Земля стесняется чужого сапога.
На касках чёрные рога,
Так я узнал лицо врага,
Лицо махрового, матёрого врага.
Я не успел предупредить своих.
И как мне было быть?
Они все спали - набухавшаяся шваль.
Что делать, если я не гад?
Я вжался мордою в приклад,
Впечатав ненависть в печальную печаль.
Я стал стрелять чужих коней,
Я стал стрелять пустоты дней,
Змеиный ужас и вселенскую тоску.
Во всех кто младше и взрослей.
Воспоминания о ней
Перекрываем дорогу на Москву.
Когда я рухнул на траву,
Глотая пыль и синеву.
Проснулась армия похмельных соловьёв.
Врагу, спустившемуся с гор,
Был дан решительный отпор
И кровь смешалась в сотню бешеных ручьёв.
В Раю я был сначала зол,
Но Бог повёл меня за стол
И усадил, сказавши: "Выпей-ка вина."
И вот я здесь гляжу с небес.
Я то ли есть, то ли не есть?
Смотрю на солнечную землю без меня.
Starry rash in the sky
The bittern groans loudly in the swamp.
The marten deals with itself in the branches.
"You can't be afraid" - said
I myself, stood smoking.
An ordinary run-of-the-mill sentry.
I went to the outfit myself.
For many times in a row -
I wanted to go on vacation, the vacation must be earned.
My foreman told me: "Know!
You will go home on the first day.
Walk with the girls, you will drink drinks. "
And more often an unfamiliar roar
And it's hard to see the enemies.
But what kind of stomp? What a crash? Why???
After all, a beast cannot make such noise,
He dares not dare
He is an eternal Jew and keeps silence.
The guns and knives flashed
Belonging to strangers.
The earth is embarrassed by someone else's boot.
Black horns on helmets
This is how I recognized the face of the enemy
The face of a terry, hardened enemy.
I didn't have time to warn my own.
And how was I to be?
They were all asleep - a swollen trash.
What if I'm not a bastard?
I pressed my muzzle into the butt,
Imprinting hate into sad sadness
I began to shoot other people's horses,
I began to shoot emptiness days,
Serpentine horror and universal longing.
In all who are younger and older.
Memories of her
We block the road to Moscow.
When I collapsed on the grass
Swallowing dust and blue
An army of hungover nightingales woke up.
To the enemy who descended from the mountains,
A resolute rebuff was given
And the blood mixed in a hundred wild streams.
In Paradise I was angry at first
But God took me to the table
And he sat down, saying: "Have some wine."
And here I am looking from heaven.
Am I, or am I not?
Looking at the sunny land without me.