Меня нашли в четверг на минном поле, в глазах разбилось небо, как стекло.
И все, чему меня учили в школе, в соседнюю воронку утекло.
Друзья мои по роте и по взводу ушли назад, оставив рубежи,
и похоронная команда на подводу меня забыла в среду положить.
И я лежал и пушек не пугался, напуганный до смерти всей войной.
И подошел ко мне какой-то гансик и наклонился тихо надо мной.
И обомлел недавний гитлер-югенд, узнав в моем лице свое лицо,
и удивленно плакал он, напуган моей или своей судьбы концом.
О жизни не имея и понятья, о смерти рассуждая, как старик,
он бормотал молитвы ли, проклятья, но я не понимал его язык.
И чтоб не видеть глаз моих незрячих, в земле немецкой мой недавний враг
он закопал меня, немецкий мальчик. От смерти думал откупиться так.
А через день, когда вернулись наши, убитый Ганс в обочине лежал.
Мой друг сказал:"Как он похож на Сашку... Теперь уж не найдешь его... А жаль."
И я лежу уже десятилетья в земле чужой, я к этому привык.
И слышу: надо мной играют дети, но я не понимаю их язык.
I was found on Thursday on the minefield, in the eyes the sky crashed like glass.
And all that I was taught at school, in the next funnel leaked.
My friends on the company and on the platoon went back, leaving the frontiers,
And the funeral team on the fodder I forgot to put on Wednesday.
And I lay and the guns did not scare, frightened to the death of the whole war.
And some Gansik approached me and leaned quietly.
And overlap the recent Hitler-Yugden, having learned his face in my face,
And he cried in surprise, scared by my or his fate.
About life without having and understanding, about death arguing like an old man,
He muttered the prayers of Lee, curse, but I did not understand his language.
And so as not to see the eye of my blind, in the German German recent enemy
He buried me, a German boy. I thought to pay off from death.
And a day later, when our killed Hans in the side was lying.
My friend said: "How he looks like Sasha ... Now you can't find it ... And sorry."
And I have been lying in the ground for decades in the ground, I'm used to it.
And I hear: children play me, but I do not understand their language.
