Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.
И старинная сладость примиренной дремоты,
пробуждается с ним безыскусная песня,
и трепещет душа усыпленной природы.
Это землю лобзают поцелуем лазурным,
первобытное снова оживает поверье.
Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
и великая кротость разлита в предвечерье.
Роковое томленье по загубленной жизни,
неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!"
Или призрак тревожный невозможности утра
и страдание плоти, где таится угроза.
В этом сером звучанье пробуждается нежность,
небо нашего сердца просияет глубоко,
но надежды невольно обращаются в скорби,
созерцая погибель этих капель на стеклах.
Тишине ты лепечешь первобытную песню
и листве повторяешь золотое преданье,
а пустынное сердце постигает их горько
в безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
примиренная скорбь о несбыточном часе.
Для меня в небесах возникает созвездье,
но мешает мне сердце созерцать это счастье.
Ф.Г. Лорка, 1921
There is a revelation in the rain - a hidden tenderness.
And the ancient sweetness of a reconciled nap,
an artless song awakens with him,
and the soul trembles with a lulled nature.
This earth is kissed with an azure kiss,
the primitive revives the belief again.
Heaven and Earth are combined, as for the first time,
and great meekness is poured in the eve.
Fatal yearning for ruined life
relentless thought: "Everything is in vain, everything is late!"
Or a ghost disturbing the impossibility of the morning
and the suffering of the flesh, where the threat lies.
In this gray sound tenderness awakens
the sky of our heart will shine deeply
but hopes involuntarily turn into sorrows,
contemplating the doom of these drops on glasses.
Silence you babble a primitive song
and you repeat the golden tradition of foliage
and a deserted heart befalls them bitterly
in the hopeless and black pentagram of suffering.
In the heart are the same sorrows as in the enlightened rain,
reconciled grief over the pipe hour.
For me, a constellation appears in heaven
but my heart prevents me from contemplating this happiness.
F.G. Lorca, 1921
