Вот так нескладно вполголоса
ни о чем не прошу тебя.
Только если возможно, немножечко
посиди тихо возле меня.
Без приставки к себе "осторожно"
и со словом к тебе "нельзя"
я скитаюсь озябшим волчонком
в малахитовой зелени дня.
Как жаль, что в жизни нет спроса
с тех, кто может летать.
Как жаль, что нет запроса
на тех, кто умеет ждать.
Ритмичность пульсации вправе
сказать, что нет перемен.
Но вряд ли в замочную скважину
увидишь весь мир, как он есть.
И сложность не в том, что вы были.
А сложность вся в том, что вы есть -
безумье мое и бессилье
рядом с теми, кому буду петь
всю жизнь, а может и больше.
И если вдруг спросит мой друг:
"Малыш, ты был счастлив?" -
Отвечу: "Быть может,
и чаще, чем сотни вокруг".
Вот так нескладно, вполголоса
себе иногда говорю:
"Не стоит так часто вторгаться в чужое
сознанье со словом "люблю!"
That's so awkward in an undertone
I’m not asking you for anything.
Only if possible, a little bit
sit quietly beside me.
Without prefix to itself "carefully"
and with the word to you "no"
I wander around like a cub
in malachite greenery of the day.
What a pity there is no demand in life
with those who can fly.
What a pity there is no request
for those who can wait.
Rhythm ripple right
to say that there is no change.
But hardly in the keyhole
you will see the whole world as it is.
And the difficulty is not that you were.
And the whole difficulty is that you are -
my madness and powerlessness
next to those to whom I will sing
all my life, and maybe more.
And if my friend suddenly asks:
"Baby, were you happy?" -
I’ll answer: “Maybe
and more often than hundreds around. "
So awkward, in an undertone
I sometimes say to myself:
"Do not invade someone else so often
consciousness with the word "love!"
