Текст песни сказка об Элизе и Бетховене - Лунная соната 8

сначала даже обиделась,но потом подумала,что, в сущности он прав.
-Бетховен-сказала она лаского,-дорогой Бетховен!Ничего не кончено.Я помогу вам.
-Да о чем вы говорите?Чем вы мне поможетеСлышать научите музыку,сочинять?
-Бетховен-Элиза говорила немного нараспев,смотря на него как на маленького ребёнка-музыку сочиняют не ушами,а сердцем,если вы что-нибудь в этом понимаете.
Теперь Элиза дразнила Бетховена.Он рассвирепел,-я не понимаю,я?Да кто вы такая.
-Ну, если вы всё понимаете разве мне надо всё это вам объяснять?…А слышать музыку я вас правда научу.-Элиза совсем развеселилась.Из угла вылетела трость Бетховена и теперь медленно плавала перед его носом.
-Помилуйте,что вы делаете?-взмолился он.
-Сейчас вы возьмёте в зубы трость.Да берите же не боитесь.
-Элиза это же смешно.
-Вы хотите слышать звуки рояля?
-Хочу ли я ?Да я нечего в жизни не хочу больше этого.
-Тогда берите.Нет,нет,в зубы,а не в руки.-Элиза совсем освоилась с ролью наставницы и продолжала уверенно командовать.
-Так,хорошо,а теперь зажатую в зубах трость прислоните к инструменту.Вот так.А сейчас слушайте…
И.вдруг рояль разразился бурей аккордов.Стоило посмотреть на эту картину.Бетховен,с тростью в зубах и сами собой прыгающие клавиши.Конечно рояли сами собой не играют ни с того ни с чего.Конечно играла Элиза.Н,поскольку она была невидима,ощущение было именно такое.
Бетховен был счастлив.О,да он слышал.Он слышал.Пусть не так,как другие.Пусть.Теперь в его жизни было главное:дурацкая трость и прекрасная фея Элиза.А остальное-пусть.Насмешливые взгляды и гадкие шуточки в догонку.Но что может миллион насмешливых взглядов и хор из миллиона шутников противопоставить той удивительной мелодии,которую он однажды,сам того не ведая, сочинил для своей Элизы.
-Элизы,своей Элизы,моей Элизы,-как конфету во рту перекладывал Бетховен на все лады эти слова,возвращаясь с очередного шутовского приёма.
-Моя Элиза.-Стоп.Бетховен даже вздрогнул.Как же это?Нет…так нельзя.Она фея,я-глухой Бетховен.Что у нас общего?Это ты брось.Забудь.Говорил он сам себе.-Но…но как сладко это звучит:Элиза,моя Элиза.-Он даже зажмурился и уже дальше всю оставшуюся дорогу домой повторял

At first she was even offended, but then she thought that, in essence, he was right.
“Betkhoven,” she said caressed, “Beethoven’s dearest! Nothing is over. I will help you.”
-Yes, what are you talking about? What will you help me to teach you how to compose music?
-Bethoven-Eliza spoke a little chanting, looking at him as a small child-music is composed not with ears, but with my heart, if you understand something in this.
Now Eliza teased Beethoven. He was furious, “I don’t understand, I? Yes, who are you.
-Well, if you understand everything, do I need to explain all this to you? ... And I will really teach you to hear the music. ”Beethoven’s cane flew out of the corner and now slowly swam in front of his nose.
“Watch what you are doing?” He got in terms of.
-Now you will take a cane in your teeth. Yes, you are not afraid.
-Eliza is funny.
-Do you want to hear the sounds of the piano?
-Do I want? Yes, I do not want nothing more in my life.
“Then take it. No, no, in the teeth, not in your hands.” Eliza completely got used to the role of the mentor and continued to confidently command.
-So, good, and now lean in the teeth with a cane against the instrument. That's it. And now listen ...
I. Vdro Royal burst into a storm of chords. Stoil to look at this picture. Bethkhoven, with a cane in his teeth and jumping keys by themselves. Of course, the swarm of themselves do not play with anything. The feeling was just that.
Beethoven was happy. Oooh, he heard. He heard. Let it not like others. Let. Now, in his life was the main thing: the stupid cane and beautiful fairy of Eliza. And the rest is mocking eyes and ugly jokes in the sulk. What can a million mocking views and a chorus of a million jokers to oppose to the amazing melody that he once, without knowing it, composed for his Eliza.
-Elizes, his elisa, my Alisa, -Ant the candy in his mouth shifted Beethoven in all the frets of these words, returning from the next Shutovsky reception.
“My Eliza .--Stop. Betkhoven even shuddered. What is it? No ... it’s impossible. She is a fairy, I am a deep Beethoven. What is in common with us? Is it you who said. It sounds: Eliza, my Eliza.-he even closed his eyes and repeated the rest of the remaining way home