Текст песни Тикки, Оркестр перелетного кабака и сводный хор зала - Ханна Каш

С глазами черней, чем омут речной,
в юбчонке с десятком заплаток,
без ремесла, без гроша за душой,
но с массой волос, что черной волной
спадала до черных пяток,

Явилась, дитя мое, Ханна Каш,
что накалывала фраеров,
пришла с ветрами и ушла, как мираж,
в саванну по воле ветров.

У нее ни туфель, ни пары белья,
она даже молитвы не знала,
и серою кошкой, не имевшей жилья,
занесло ее в город, в гущу гнилья,
словно между дровами зажало.

Она мыла посуду за малый баш,
но не мылась сама добела,
и все же, дитя мое, Ханна Каш
почище других была.

Как-то ночью пришла в матросский кабак,
с глазами черней, чем омут,
и был там Дж. Кент среди прочих гуляк,
и с нею Джек-Нож покинул кабак,
оттого что чем-то был тронут.

И когда Дж. Кент, беспутный апаш,
чесался и щурил глаз,
тогда, дитя мое, Ханна Каш
под взглядом его тряслась.

Они стали близки там, где рыба и дичь,
там сошлись колеи их путей.
У них не было койки и дома, где жить.
И они не знали, где пищу добыть
и как называть детей.

Но пусть ветер и снег впадают в раж,
пусть саванну зальет потоп,
все равно, дитя мое, Ханна Каш
будет мужа любить по гроб.

Шериф говорит: он подонок и мразь.
Молочница: кончит он худо.
Но она говорит: уж раз я взялась,
то пусть он будет и подонок и мразь,
он муж мой. И я с ним буду.

И нету ей дела до драк и краж,
и простит она брехуна,
ей важно, дитя мое, Ханне Каш,
любит ли мужа она.

Там, где люлька стояла, -- ни крыши, ни стен,
их трепала беда постоянно,
но из года год они шли вместе с тем
из города в лес, где ветер свистел,
за ветром дальше -- в саванну.

И так идешь, покуда не сдашь,
сквозь ветер, туман и дым,
так шла, дитя мое, Ханна Каш
вместе с мужем своим.

Он рыбу крал, а она -- соль,
крала, ничуть не унизясь.
Но когда она варила фасоль,
у него на коленях ребенок босой
вслух читал катехизис.

Полсотни лет -- его верный страж,
и одна с ним душа и плоть.
Такова, дитя мое, Ханна Каш,
и да воздаст ей Господь.

With eyes blacker than a whirlpool river,
in a skirt with a dozen patches,
without a craft, penniless for a soul,
but with a mass of hair that black wave
fell to black heels

Has come, my child, Hannah Kash,
that pierced fraers
came with the winds and left like a mirage
into the savannah by the will of the winds.

She has no shoes, no pairs of underwear,
she didn’t even know prayers
and a gray cat who had no housing,
brought her into the city, in the thick of decay,
as if sandwiched between firewood.

She washed dishes for a small bash,
but she didn’t wash herself,
and yet, my child, Hannah Kas
was cleaner than others.

One night I came to a sailor's tavern,
with eyes blacker than a whirlpool,
and J. Kent was there among other revelers,
and with her Jack Knife left the tavern,
because something was touched.

And when J. Kent, dissolute apache,
scratched and squinted his eye,
then my child, hannah kash
shook under his gaze.

They became close where the fish and game
the ruts of their paths converged there.
They didn’t have a bed and where to live.
And they did not know where to get food
and how to call children.

But let the wind and snow fall into a rage,
let the flood flood the savannah,
anyway, my child, Hannah Kas
will love her husband's coffin.

The sheriff says: he is a bastard and scum.
Thrush: he ends badly.
But she says: since I took
then let him be scum and scum,
he is my husband. And I will be with him.

And she doesn’t care about fights and thefts,
and she forgives a liar
it matters to me, my child, Hanne Kash,
Does she love her husband?

Where the cradle stood - no roof, no walls,
trouble troubled them constantly,
but from year to year they went along with that
from the city to the forest where the wind whistled,
beyond the wind further into the savannah.

And so you go, until you surrender
through the wind, fog and smoke
So it went, my child, Hannah Kas
together with her husband.

He stole fish, and she - salt,
stole, not at all humiliating.
But when she cooked the beans,
he has a barefoot child on his lap
read aloud the catechism.

Fifty years - his faithful guard,
and one soul and flesh with him.
Such is my child, Hannah Kash,
and may the Lord repay her.