Текст песни Тим Скоренко - Джейн

милая Джейн, я пишу из пустого дома: мрачно и грустно, течёт с потолка вода. мы не знакомы, конечно, мы не знакомы, впрочем, знакомы мы не были никогда. ты умерла до меня лет за двести где-то или чуть меньше – мне сложно считать года, ты умерла – я уверен – погожим летом, праздничным вечером выбравшись в никуда; ты попросила себе приготовить ванну, ты приказала служанке идти домой, это решение было слепым, спонтанным, необратимым, как тень за твоей спиной. узкий флакон, отдающий миндальным мылом, стрелки часов, убегающие вперёд. пей, моя девочка, бренная жизнь уныла, лей эту сладость в едва приоткрытый рот, капай на пальцы, глотай через силу, с хрипом, бейся в истерике, брызгай на пол водой, бойся шагов наверху, подчиняйся скрипам, будь ослепительной, сильной и молодой. будь молодой, оставайся такой в альбомах, радуйся лету, и осени, и весне. милая Джейн, я пишу из пустого дома, где лишь твоя фотография на стене.

милая Джейн, я приехал к тебе с ловушкой, с кучей приборов и датчиков в рюкзаке, в каждой из комнат расставил глаза и уши, видеокамера в таймере на руке, тонкие ниточки, масляные пороги, чуткие сенсоры, точно как на войне. волка, как знаешь, наверное, кормят ноги; призраки кормят подонков, подобных мне. милая Джейн, я же знаю: ты здесь, я чую. дай мне отмашку, позволь мне тебя найти. мог бы и силой, конечно, но не хочу я, мало ли что там проявится впереди. был особняк, а теперь – только левый флигель, стол и бумага, изорванный мой блокнот, где номера, города, имена и ники, а на последней странице – наброски нот. да, я пишу иногда, в музыкальной школе раньше учился, но бросил почти в конце. школа казалась тюрьмой. что ж, теперь на воле. воля сполна отпечаталась на лице. годы и бары, уже не боишься спиться, меряешь время в проверенных адресах. главное в нашей профессии – не влюбиться в жертву, почившую пару веков назад.

милая Джейн, я уже отключил сигналы, выбросил камеры, записи скопом стёр. что ещё нужно, скажи, неужели мало? может, из сенсоров мне развести костёр? я расслабляюсь, сожми мои пальцы, леди, нежно води по бумаге моей рукой! – Джейн, изначально всё шло не к моей победе, и вот, пожалуйста, кто я теперь такой… суть ведь не в том, что тобой я пробит навылет, в дом твой пробравшись, как будто коварный тать – просто со мной не хотят говорить живые, даже когда очень хочется поболтать. мёртвым – неважно, они же сказать не могут, могут ли слышать – пожалуй, ещё вопрос. верю, что да. и поэтому не умолкну. слушай меня. я давно говорю всерьёз. то есть пишу, потому что так много проще, можно подумать, во фразы сложить слова. милая Джейн, извини за неровный почерк, так научили, а сам я не виноват. время идёт. я умру – и такое будет. верю, надеюсь и знаю, что ты там есть. всё, мне пора. я опять возвращаюсь к людям. нужно проверить ещё два десятка мест.

милый Симон, я пишу тебе, сидя в ванной, прямо на стенке рукой вывожу слова. ты мне приснился: красивый, но очень странный, ты мне писал, что два века как я мертва. я оставляю тебе это фото, милый, дагерротип – к сожалению, лучше нет, – и ухожу: для того, чтобы можно было встретить тебя через двести грядущих лет.

(с) Тим Скоренко

dear Jane, I write from an empty house: gloomy and sad, water flows from the ceiling. we are not familiar, of course, we are not familiar, however, we were never acquainted. you died before me two hundred years somewhere or a little less — it’s hard for me to count the years, you died — I’m sure — we will be fine in the summer, on a festive evening, getting out of nowhere; you asked yourself to make a bath, you ordered the maid to go home, this decision was blind, spontaneous, irreversible, like a shadow behind your back. a narrow bottle giving away almond soap, clock hands running forward. drink, my girl, a mortal life is sad, pour this sweetness in your mouth slightly open, drip on your fingers, swallow through force, wheezing, beat in hysterics, spray water on the floor, be afraid of steps above, obey the creaks, be dazzling, strong and young . be young, stay that way in albums, enjoy the summer, and autumn, and spring. dear Jane, I am writing from an empty house, where only your photograph is on the wall.

dear Jane, I came to you with a trap, with a bunch of instruments and sensors in my backpack, in each of my rooms I had eyes and ears apart, a video camera in the timer on my hand, thin strings, oil sills, sensitive sensors, just like in a war. a wolf, as you know, probably feed its feet; ghosts feed scum like me. dear Jane, I know: you are here, I can smell. give me the go-ahead, let me find you. I could have done it by force, of course, but I don’t want to know if anything will come out ahead. there was a mansion, and now - only the left wing, a table and paper, a torn notebook of mine, where there are numbers, cities, names and nicknames, and on the last page there are outline notes. Yes, I write sometimes, I studied at a music school before, but left almost at the end. the school seemed like a prison. well, now free. the will was completely imprinted on the face. years and bars, you’re not afraid to get drunk anymore, you’re spending time in verified addresses. the main thing in our profession is not to fall in love with a victim who died a couple of centuries ago.

dear Jane, I already turned off the signals, threw out the cameras, and erased the recordings in an enormous amount. what else is needed, tell me, is it really enough? maybe I should make a fire from sensors? I relax, squeeze my fingers, lady, gently swipe the paper with my hand! - Jane, initially everything didn’t go to my victory, and now, please, who I am now ... the point is not that I’ve pierced through, I made my way to your house, as if the insidious thief - they just don’t want to talk to me alive , even when I really want to chat. dead - it doesn’t matter, they can’t say whether they can hear - perhaps another question. I believe so. and therefore I will not shut up. listen to me. I have been talking seriously for a long time. that is, I’m writing, because it’s so much easier, you might think, put the words into phrases. dear Jane, I'm sorry for the uneven handwriting, that’s what they taught, and it’s not my fault. time is running. I will die - and it will be. I believe, hope and know that you are there. Well, i need to go. I come back to people again. you need to check two dozen more places.

dear Simon, I am writing to you, sitting in the bathroom, right on the wall with my hand I deduce the words. I dreamed about you: beautiful, but very strange, you wrote to me that for two centuries I have been dead. I leave you this photo, dear, daguerreotype - unfortunately, it is better not, - and leave: in order to meet you in two hundred years to come.

(c) Tim Skorenko