Иосиф Бродский
Сюзанне Мартин
Пчелы не улетели, всадник не ускакал. В кофейне
"Яникулум" новое кодло болтает на прежней фене.
Тая в стакане, лед позволяет дважды
вступить в ту же самую воду, не утоляя жажды.
Восемь лет пронеслось. Вспыхивали, затухали
войны, рушились семьи, в газетах мелькали хари,
падали аэропланы, и диктор вздыхал "о Боже".
Белье еще можно выстирать, но не разгладить кожи
даже пылкой ладонью. Солнце над зимним Римом
борется врукопашную с сизым дымом;
пахнет жженым листом, и блещет фонтан, как орден,
выданный за бесцельность выстрелу пушки в полдень.
Вещи затвердевают, чтоб в памяти их не сдвинуть
с места; но в перспективе возникнуть трудней, чем сгинуть
в ней, выходящей из города, переходящей в годы
в погоне за чистым временем, без счастья и терракоты.
Жизнь без нас, дорогая, мыслима -- для чего и
существуют пейзажи, бар, холмы, кучевое
облако в чистом небе над полем того сраженья,
где статуи стынут, празднуя победу телосложенья.
18 января 1989
Joseph Brodsky
Suzanne Martin
Bees did not fly away, the rider did not ride. In a coffee shop
"Yanylum" new claro chatting on the previous feature.
Taya in a glass, ice allows twice
Join the same water, not quenching thirst.
Eight years flashed. Flashed, roasting
Wars, collapsed families, Hari flashed in newspapers,
Airplanes fell, and the announcer sighed "O God."
Lingerie can still wrap, but not smooth the skin
Even fermented palm. Sun over winter rome
struggling srawling with the Sizy smoke;
smell like a burning sheet, and the fountain shacks like an order,
Issued for the aimless shot of guns at noon.
Things harden in memory of them do not move
from place; But in the future, it is difficult to conjure
In it, emerging from the city, moving in the years
In pursuit of clean time, without happiness and terracotta.
Life without us, dear, thought - for what and
There are landscapes, bar, hills, cumulous
Cloud in pure sky over the field of that battle,
Where the statues are shied, celebrating the victory of the physique.
January 18, 1989.
