Валерий ПРОКОШИН
Все крымские кровли зимою похожи,
И южная ночь оседает на коже
Нездешним загаром. Всё в прошлом, но все же…
Зефир в шоколаде, Макс – в маске, Марина –
В очках. Новогодняя ель в мандаринах.
От счастья отрезана лишь половина.
Пускай Коктебель, словно ослик стреножен,
И Черное море накрыто рогожей…
Другой акварели не будет, Волошин.
Застолье закончилось ранней обедней,
Рассвет, оглянувшись, рассыпал в передней
Всю мелочь. Ну что же, пора по последней.
Пусть лапоть России войною разношен,
И снегом земной календарь запорошен,
Любовь все равно остается, Волошин.
Разлука – не самая горькая штука
Для юга. Страшнее не помнить друг друга.
Судьба – лишь библейская формула круга.
Пусть жизнь невозможна, и век невозможен,
Божественный Крым нелюдим и безбожен,
Всё было, всё было… Простите, Волошин.
Valery Prokoshin
All Crimean roofs are similar in winter
And the southern night settles on the skin
An unhealthy tan. Everything is in the past, but still ...
Marshmallows in chocolate, max - in a mask, Marina -
Spectacled. New Year's spruce in tangerines.
Only half is cut off from happiness.
Let the koktebel like a donkey shooting
And the Black Sea has been covered with mats ...
There will be no other watercolor, Voloshin.
The feast ended with an early lunch,
Dawn, looking around, scattered in the front
All a trifle. Well, it's time for the latter.
Let the bastircraft with Russia are waged by war,
And the earthly calendar is zeared with snow,
Love still remains, Voloshin.
Separation is not the most bitter thing
For the south. It’s worse not to remember each other.
Fate is only a biblical circle formula.
Let life are impossible, and the century is impossible,
The Divine Crimea is unconviva and godless
Everything was, everything was ... Sorry, Voloshin.
