Текст песни Уткин Дмитрий - Поднебесные командармы

Снова разум затмила азарта туманная муть,
Сердце стонет и просится вдаль от родного порога,
И безумные люди, чей ангел-хранитель - дорога,
Вновь ласкают шипами Кавказа гранитную грудь.
Чья-то гибель, скрывая провалы прогнивших костей,
Запахнет перерытую пулями ткань маскхалата
И, припав к вертикали, сольется с туманом лохматым,
Уходя по следам неожиданно смелых гостей.
Здесь снега не гасили простуженный окрик "Вперед!"
Здесь и в рост не подняться, и бой штыковой не принять.
Лишь лавины, подслушав уставший молчать пулемет,
Норовили, подкравшись, посты на привалах убрать.
Вспышки яростных схваток окрасили мир в новый тон,
Теплой кровью забрызгав седых ледников монолиты.
Но, тела не доверив кладбищенским глыбам гранита,
Духи гор хоронили десант под сверкающим льдом.
Только время дробит этот спавший столетия лед,
И отвесные склоны, полвека помедлив, рыдают.
И, поднявшись с трудом, взвод оттаявший хмуро шагает,
Вновь готовясь к захвату никем не прикрытых высот.
И порой, покоряя свой новый желанный Эльбрус,
Под ногами заметишь смотрящего в небо солдата,
И тогда ледоруб обернется в руках автоматом,
И средь гор за спиной вдруг проглянет горящая Русь.
И услышит в тот миг он, не знавший подобного стресса,
Плотный рокот стволов, оплавляющих девственный снег,
Дробный марш камнепадов и хохот взбесившихся рек,
Лай немецких команд над душистым ковром эдельвейса.
Спутав в жесткий клубок пламя жизни и смерти отраву,
В небо вышедший бой штурмовал за уступом уступ,
И, сквозь пар облаков разлетевшись порой на версту,
В пропасть падали снимки тоскующих в дождь ландефрау.
Но в бою не до женщин ведь этой и той стороне.
Удержать перевал - вот единственно важная штука.
Только в спину глядела одним с дальним домом разлука,
А другим - их страна, та, что гибнет в дыму и в огне.
Сколько было полей и высот, летных баз и плацдармов,
Перебросивших тысячи душ от земли в мир иной,
Но суровый Кавказ, до сих пор не расставшись с войной,
Из зеленых юнцов поднебесных кует командармов.
Но суровый Кавказ, до сих пор не простившись с войной,
Из зеленых юнцов поднебесных кует командармов.

Again the mind eclipsed by Azart Misty torture,
The heart moans and asks the distance from the native threshold,
And insane people whose guardian angel is the road
Against the spikes of the Caucasus granite breasts.
Someone's death, hiding the failures of rotting bones,
Flash Light bullets Maskhalat fabric
And, turning to the vertical, merges with fog shaggy,
Leaving in the footsteps of unexpectedly bold guests.
Here the snow did not quit the sharpened shock "Forward!"
Here and in the growth do not climb, and the battle battle is not taken.
Only avalanche, overhearding the tired scenery machine gun,
Storied, putting the posts on the privals.
Flashing of fierce struggles painted the world into a new tone,
Warm blood spattering gray monolithic glaciers.
But, the body does not entrust the cemetery blocks of granite,
The spirits of the mountains buried the landing of a sparkling ice.
Only time crushes this sleeping centeos ice
And the sheer slopes, half a century, sink.
And, having risen with difficulty, the platoon flashed gloomy,
Reapproved for the seizure by anyone's not covered heights.
And sometimes, conquering your new desired elbrus,
Under the legs notice looking into the sky soldier,
And then the ice ax will turn in the hands of the machine,
And the midst of the mountains behind his back will suddenly break through the burning Rus.
And hears the moment he, who did not know such stress,
Tight trunks rocomes that pay virgin snow,
Fractional march of stonepads and laughter of begging rivers,
Lai German teams over the fragrant edelweiss carpet.
Confuting into a hard tangle flames of life and death poison,
In the sky, the battle was stormed for the ledge,
And, through the pairs of clouds racing sometimes on the vest,
In the abyss fell a snapshots in the rain Landefrau.
But in battle not to women, after all, this and the same side.
Hold the pass - here is the only thing.
Only in the back looked alone with a long-range separation house,
And the other is their country, the one that goes into smoke and on fire.
How many fields and heights, flight databases and bridgeheads,
Throwing thousands of souls from the ground to the world of others,
But the harsh Caucasus, still not swaying with war,
From the green junns of the Middle Buttle of Comandarmov.
But the harsh Caucasus, still without gone with war,
From the green junns of the Middle Buttle of Comandarmov.