Когда над остановкой Бригантина покажет бледное лицо луна,
Большие дядьки в дорогих машинах везут своих любовниц по домам,
Мы с пацанами достаем гитары в каморке на четвертом этаже,
Чтобы блюзон забацать добрый старый для институтских сторожей.
Большекаменский блюз.
Большекаменский блюз.
Не спит любимый город Большой Камень ментам на радость или на беду.
Опять забита площадь «крузаками» в районе ресторана «Малибу».
А мы на хате и в одну гитару в паузе между пятой и шестой
Этой блюзон играем добрый старый для всех соседей за стеной.
Большекаменский блюз.
Большекаменский блюз.
Не спят на Якоре и на «восьмерке», и возле магазина «Две сестры»,
У «Домотехники» не спят девчонки и на скамейках в парке пацаны.
А мы на брусьях возле первой школы, и несмотря на очень поздний час,
Поем для всех прохожих в полный голос уже в сто двадцать первый раз
Большекаменский блюз.
Большекаменский блюз.
When the moon shows the pale face of the brigantine over the stop,
Big uncles in expensive cars take their lovers home,
The boys and I get the guitars in the closet on the fourth floor,
To blues zabatsat good old for institute watchmen.
Bolshekamensky blues.
Bolshekamensky blues.
The beloved city of Big Stone does not sleep for cops for joy or trouble.
Again, the square is clogged with “Kruzaki” in the area of the restaurant “Malibu”.
And we are on the hut and in one guitar in a pause between the fifth and sixth
This blueson play good old for all the neighbors behind the wall.
Bolshekamensky blues.
Bolshekamensky blues.
They don’t sleep at the Anchor and at the G8, and near the Two Sisters store,
At "Domotekhnika" the girls are not sleeping and the boys are on the benches in the park.
And we are on the uneven bars near the first school, and despite the very late hour,
We sing for all passers-by in full voice for the hundred and twenty-first time
Bolshekamensky blues.
Bolshekamensky blues.
