Где мне нужда — там тропы,
где мне ночлег — там кущи,
где усну — бузина-калина
и темнеe и гуще.
А из какой деревни
буду я родом завтра —
в сущности и неважно,
и не страшно, и не напряжно.
Не выходя из дома,
мчусь за огнем знакомым.
Он впереди маячит-плачет,
я им давно влекома.
И непослушными губами
я ловлю святое пламя,
в руки он не дается,
меж пальцев бьется и исчезает.
Есть такое зелье,
что потом вся жизнь — похмелье
кто его раз пригубит —
губы себе навек погубит.
станут губы огня просить,
станут губы огонь ловить,
обжигаясь сугубо —
а иное уж пить не любо.
А я не горюю больше,
что дом мой — не дом, а больше.
Что бузина-калина прямо
из пола тянется дальше.
Мне бы скорбеть, что время тает,
а я по бузине плутаю
за огоньком бродячим,
что во тьме бузинной маячит.
Where do I need the trails there,
where I go overnight - there is a bush
where is the buzzin-Kalina
And the dark and thicker.
And from which village
I will come from tomorrow -
in essence and no matter
And not scary, and not straight.
Without leaving home,
Merily familiar with the fire.
He is in front of loyalty, crying,
I have for a long time.
And naughty lips
I catch holy flame,
In the hands it is not given,
Bringing and disappears.
There is such a potion,
What then all life is a hangover
Who is his one hundred times -
Lips will go to himself forever.
will ask the lips of the fire
Will the lips fire catch,
burning purely
And otherwise drinking not any.
And I'm not burning more,
What my house is not a house, and more.
That elderberry - Kalina right
From the floor stretches further.
I would mourn that time melts,
I'm plusing on a elder
beyond the stray
What in the darkness of elderly looms.