У моей чашки нет дна.
Я хотела напиться, колодец нашла,
И воды зачерпнула, к губам поднесла,
Но у моей чашки нет дна.
Поперек дороги мне встала река,
Мне что-то шептали ее берега.
Я хотела уплыть, я в лодку вошла,
Но у моей лодки нет весла.
Я хотела позвать Его, голос пропал.
Только серые совы слетелись на зов.
Он меня не услышал, меня не узнал,
Теперь у моей песни нет слов.
Но и это не страшно, а страшно то,
Что это не сон, тут не видно конца.
Я стою под звездами в дырявом пальто,
И на мне, о Господи, нет лица.
А в этом городе не пахнут цветы,
И от этого становится еще страшней.
А эти окна слепы, как кроты,
А эти деревья не пускают корней.
А в газетах пишут, наступила весна.
В газетах пишут, в основном, о весне.
А у моей чашки нет дна,
А я, о Господи, на самом дне.
Я лежу, как кошка, свернувшись в калач,
А звезд уже не видно из-за скопища туч.
Я смотрю сквозь ресницы на розовый мяч,
От которого тянется единственный луч.
My cup has no bottom.
I wanted to get drunk, I found a well,
And scooped up the water, brought it to her lips,
But my cup has no bottom.
Across the road I got a river
Her shores whispered to me.
I wanted to sail away, I entered the boat,
But my boat has no oar.
I wanted to call Him, my voice was gone.
Only gray owls flocked to the call.
He didn’t hear me, he didn’t recognize me,
Now my song has no words.
But it’s not scary, but it’s scary
That this is not a dream, there is no end in sight.
I'm standing under the stars in a holey coat
And on me, oh Lord, there is no face.
And in this city flowers don’t smell
And that makes it even worse.
And these windows are blind like moles
And these trees do not take root.
And in the newspapers they write, spring has come.
Newspapers write mostly about spring.
And my cup has no bottom
And I, O Lord, at the very bottom.
I lay like a cat curled up
And the stars are no longer visible because of the cluster of clouds.
I look through the eyelashes at the pink ball
From which a single ray stretches.
