С крыши город светился дальше,
С крыши города было больше,
Упирались в перила пальцы,
Черный воздух глотался горше.
Голос рвался на дне гортани,
Захотелось дневного света.
Ветер щепкой швырял по крыше
Два разорванных силуэта.
Только боги и только дети
Восходили в такие выси,
Выше крыши клубилось небо,
Выше неба была любовь:
Недоступная, неземная,
Уходящая в звездный холод,
Леденила чужие души,
Согревала уснувший город.
Вот и все, я тебя не вижу.
Этот омут такой бездонный!
Остаешься под звездным небом,
Не любимый и не влюбленный.
Ухожу по ночной дороге
Из весеннего сумасбродства,
С каждой улицей нестерпимей
Ощущаю свое сиротство.
From the roof of the city lights on,
On the roofs of the city was more
It rests on the railing fingers
Black bitter air ingested.
Voice torn at the bottom of the larynx,
I wanted to daylight.
Wind sliver hurled on the roof
Two broken silhouette.
Only the gods, and only children
Sunrise at such heights,
Above the roof of the sky swirled,
Above was the love of heaven:
Inaccessible, unearthly,
Leaving in the cold star,
Ledenev alien souls,
It warms asleep city.
That's it, I can not see you.
This maelstrom of a bottomless!
Remains under the starry sky,
Not a favorite and do not love.
I am leaving on night road
From the spring of folly,
On every street unbearable
I feel their orphanhood.
