Родитель-хранитель-ревнитель души,
что ластишься чудом и чадом?
Усни, не таращь на луну этажи,
не мучь Александровским садом.
Москву ли дразнить белизною Афин
в ночь первого сильного снега?
(Мой друг, твое имя окликнет с афиш
из отчужденья, как с неба.
То ль скареда-лампа жалеет огня,
то ль так непроглядна погода,
мой друг, твое имя читает меня
и не узнает пешехода.)
Эй, чудище, храмище, больно смотреть,
орды угомон и поминки,
блаженная пестрядь, родимая речь -
всей кровью из губ без запинки.
Деньга за щекою, раскосый башмак
в садочке, в калине-малине.
И вдруг ни с того ни с сего, просто так,
в ресницах - слеза по Марине...
Parent-guardian-jealous of the soul,
What do you like with miracles and children?
Sleep, don’t stare at the moon floors
Do not torment Alexander Garden.
Does Moscow tease the whiteness of Athens
on the night of the first heavy snow?
(My friend, your name will hail from the posters
from alienation, as from heaven.
That scared lamp spares fire,
that weather is so impenetrable
my friend, your name reads me
and doesn’t recognize the pedestrian.)
Hey monster, temple, it hurts to watch
hordes of restraint and commemoration,
blissful motley, dear speech -
all the blood from the lips without hesitation.
Money behind the cheek, slanting shoe
in the garden, in viburnum raspberries.
And suddenly for no reason, just like that,
in eyelashes - a tear across the marina ...
