Мой Бог суров, сложна судьба и мой острог – моя изба.
Но даже в мой дремучий лес кривой тропой пришел прогресс.
Пускай круто меня заносит, душа чуда сейчас спросит.
Что в Иркутске, что в Норильске какой русский не пьет виски.
Лицом сердит и нравом груб, любовь хранит тройной тулуп.
Но тает снег и рвет меха гармошка фирмы Yamaha.
Пускай круто меня заносит, душа чуда сейчас спросит.
Что в Иркутске, что в Норильске какой русский не пьет виски.
Пускай круто меня заносит, душа чуда сейчас спросит.
Что в Иркутске, что в Норильске какой русский не пьет виски.
Пускай круто меня заносит, душа чуда сейчас спросит.
Что в Иркутске, что в Норильске какой русский не пьет виски.
My God is harsh, fate is complex, and my prison is my hut.
But even in my dense forest, a curve came along progress.
Let it cool me, the soul of a miracle will ask now.
What in Irkutsk, what in Norilsk which Russian does not drink whiskey.
He is angry with his face and rude in temper; love holds a triple sheepskin coat.
But the snow is melting and the Yamaha accordion fur is tearing.
Let it cool me, the soul of a miracle will ask now.
What in Irkutsk, what in Norilsk which Russian does not drink whiskey.
Let it cool me, the soul of a miracle will ask now.
What in Irkutsk, what in Norilsk which Russian does not drink whiskey.
Let it cool me, the soul of a miracle will ask now.
What in Irkutsk, what in Norilsk which Russian does not drink whiskey.
