Опустилась ночь и шумит как дождь - не уснуть, стою.
На приказ "огонь" - чистый мой погон с чистой совестью.
Он (один в уме) три наряда мне - "принимай окоп".
Боль стоит в ушах, ночь на трассерах метит прямо в лоб.
Киснут сапоги, не стянуть с ноги. Щас бы огоньку,
Щас бы натощак закурить косяк, чифирнуть чайку,
Да упасть в постель к милой на шинель на один часок.
Дописать письмо - между строк цветок, и стеречь курок.
Боже упаси глупая настичь - запаяют в цинк.
Ты придешь домой раньше, чем письмо на чужих двоих.
Здесь до дембеля, видно на ночь выть, если доживу.
Может, пьяный вдрызг, развяжу язык - всё-таки Союз.
Я ведь помню их, рваных и седых, всё ищу ответ.
Я за тех парней, тех кто кормит вшей в восемнадцать лет.
Бьется мысль о мысль, вдруг сорвался вниз - рикошет...
Там жизнь... Видно сглазил я, прокляла земля и не слышу свист.
Night has fallen and is noisy like rain - do not sleep, I stand.
On order "fire" - my pure epaulette with a clear conscience.
He (one in mind) three outfits to me - "take the trench."
The pain is in the ears, the night on the tracers marks right on the forehead.
Boots sour, do not pull off his feet. Right now I would like a light
I’d like to light a joint on an empty stomach, chirp a seagull,
Yes, fall into bed with a sweetheart overcoat for one hour.
Add a letter - between the lines of a flower, and watch the trigger.
God forbid stupid overtake - sealed in zinc.
You will come home earlier than a letter to strangers.
Here, before the demobilization, you can see howl at night, if I live.
Maybe drunk to smithereens, untie the tongue - all the same, the Union.
I remember them, ragged and gray-haired, all looking for an answer.
I am for those guys who feed lice at eighteen.
The thought is beating about the thought, suddenly it fell down - it ricochets ...
There is life ... I can see the evil eye, cursed the earth and I can not hear the whistle.
