21
ЗЕМЛЯ
В московские особняки
Врывается весна нахрапом.
Выпархивает моль за шкапом
И ползает по летним шляпам,
И прячут шубы в сундуки.
По деревянным антресолям
Стоят цветочные горшки
С левкоем и желтофиолем,
И дышат комнаты привольем,
И пахнут пылью чердаки.
И улица запанибрата
С оконницей подслеповатой,
И белой ночи и закату
Не разминуться у реки.
И можно слышать в коридоре,
Что происходит на просторе,
О чем в случайном разговоре
С капелью говорит апрель.
Он знает тысячи историй
Про человеческое горе,
И по заборам стынут зори,
И тянут эту канитель.
И та же смесь огня и жути
На воле и в жилом уюте,
И всюду воздух сам не свой,
И тех же верб сквозные прутья,
И тех же белых почек вздутья
И на окне, и на распутье,
На улице и в мастерской.
Зачем же плачет даль в тумане,
И горько пахнет перегной?
На то ведь и мое призванье,
Чтоб не скучали расстоянья,
Чтобы за городскою гранью
Земле не тосковать одной.
Для этого весною ранней
Со мною сходятся друзья,
И наши вечера - прощанья,
Пирушки наши - завещанья,
Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.
21
EARTH
To Moscow mansions
Spring bursts out.
Pushes moth behind the closet
And crawls through the summer hats,
And they hide fur coats in chests.
On wooden mezzanines
There are flower pots
With left -handed and yellowophy,
And breathing the rooms, we are satisfied
And the attic smells of dust.
And Banbrata Street
With a blind end,
And white night and sunset
Do not grind at the river.
And you can hear in the corridor,
What happens in the open,
What is in a random conversation
April speaks with a drop.
He knows thousands of stories
About human grief
And the dawns are crushed through the fences,
And pull this gimp.
And the same mixture of fire and terrible
In the wild and in residential comfort,
And everywhere the air is not its own,
And the same verb through rods,
And the same white buds
Both on the window and at the crossroads,
On the street and in the workshop.
Why does the distance cry in the fog,
And smells bitterly humus?
That's why my calling
So that the distance is not bored,
To be beyond the city line
The earth does not yearn alone.
For this in the spring early
Friends converge with me,
And our evenings - farewells,
Our pirushki - Testament,
So that the secret stream of suffering
The cold of being warmed.
