Любимая,— жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.
Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает — нельзя:
Прошли времена и — безграмотно.
Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее,— паюсной.
Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,
Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.
И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.
И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнёт по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.
Favorite, - horror! When he loves the poet
In love with the God's unconscious.
And chaos again crashes on the light,
As at the time of fossil.
The eyes of him tons of fogs will be watched.
He is shy. He seems mammoth.
He came out of fashion. He knows - Cannot:
Persons and - illiterately.
He sees how weddings coped around.
As solder, wake up.
How to exist this caviar
Your name, having rolled it, - Pousic.
How life like a pearl joke Watto,
Able to hug a tobacco.
And revenge him maybe only for
What is where curve and hollow
Where is lying and thrown, grinning, comfort
And driven drove and crawl,
He is your sister, like a vakhanka with amphorous,
Sit from the ground and uses.
And the melting of Andov will flick in a kiss
And morning in the steppe, under domination
Dusting stars when night in the village
Whiting bluings are doing.
And to all, than breathing the ravines of the century,
All the darkness of the botanical sketch
Smells in typhoid longing mattress,
And chaos of the thicket will sprinkle.
