Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
So the granite is covered with ice
and stand on the ground of cold, -
this city covered in memory
I want to leave forever.
There will be a warm beer station,
there will be a cloud above your head,
the music will be very sad -
I say goodbye to you forever.
More sky, warmth, humanity.
More black grief, poet.
Talk about eternity
or rather, about what is not.
It was above the Kama winged,
blue and black right there
where the toothless song is free
Mandelstam shouted to the Pushkinists.
Urkagan, having lost his temper, in the vestibule
knocks the window with his fist
(as Grigoriev walking in the camp)
and stands on the glasses barefoot.
Blood spills over the floor for a long time.
Long dripping blood from a fist.
And the sky bursts into the hole
and lie on the head of the cloud.
I was born - still can not believe it -
in the maze of factory yards
in that country pigeon that shares
thousand years on cops and thieves.
Because diminutive suffixes
I don't like and when they knock
and ask with a smile of vinegar,
I will fulfill the desire of the guys.
Disgust home blouses,
book shelves, father's photo
summoned by those who squat
sowing, knows how to sit to the end.
Memory dump: miscellaneous, miscellaneous.
As the one who died already said
ugly is beautiful
that cannot fit in the shower.
Too many things do not fit.
There are trains at the station -
well it's time. Boy with mom says goodbye.
Know shaved off the disease. "Yes
write at least, son, we’re worried. "
Goodbye is worse than dawn
than sunset. Well, let's kiss!
More black grief, poet.
