От тщеты бытия оградясь чередой укреплений,
Созданных в мыслях в камере после пытки,
Он думал о детстве и белом единороге на гобелене.
Который жевал траву - зеленые нитки.
Боже! До чего эта зелень нетленна,
И как нетленны здесь времени превращения.
Сколько лет единорог не сходил с гобелена,
Не зная ни голода, ни пресыщения.
А слева на переплетеньи атласном,
Прекрасная, как похищенная Зевсом Европа,
Стояла девица, вышитая синим и красным,
С букетом из лилий и гелиотропов.
Бесстрашная, она улыбалась не веря,
В то, что эти нити непрочны,
Зная, что ее защита от зверя –
Это лишь ее непорочность.
Содрогалась от смеха большая тюрьма,
И черная тень, стоя на пороге.
Шептала: «Монсеньор, узник сошел с ума,
Он бредил о деве и единороге.»
А смех бежал по коридорам и лестницам,
Разбивая двери, замки и засовы.
Он знал, что больше нет единорогов и девственниц,
From the vanity of being protecting the string of fortifications,
Created in thoughts in the chamber after torture,
He thought about his childhood and the unicorn on the tapestry.
Who chewed herb - green threads.
God! What is this greens is nonplove
And how the turning time is notching here.
How many years unicorn did not go from the tapestry,
Not knowing neither hunger or suggestion.
And on the left of the intertwine satin,
Beautiful, as stolen Zeus Europe,
Stood the girl embroidered with blue and red
With a bouquet of lilies and heliotropov.
Fearless, she smiled not believing,
In the fact that these threads are fragile,
Knowing that her protection from the beast -
This is only its impossibility.
Shuddered with laughter a big prison,
And black shadow standing on the threshold.
Sheptala: "Monsignor, a prisoner went crazy
He delirmed about the Virgin and Unicorn. "
And laughter ran through the corridors and stairs,
Breaking doors, locks and drones.
He knew that there are no more unicorns and virgins,
