Белым бумажным пеплом греет себя земля.
Снег служит гаванью поздним кораблям.
Сёстры, накройте стол и впустите в дом.
Я один, и вы вовеки втроём.
Сёстры, я истоптал до дыр пятьдесят дорог.
Сёстры, и пищей мне сыр и ржаной пирог.
Ревниво стучат часы на дальней версте.
Ноги в крови, а боль слева, вот здесь.
Тихо внутри, лишь в стекле дребезжит метель.
Любовь вынимает жребий и стелет постель.
Сёстры, бел снег, лёд скользок и долог путь,
И нету времени на простынях уснуть.
The earth warms itself with white paper ash.
Snow serves as a harbor late ships.
Sisters, set the table and let it into the house.
I am alone, and you are the three of you forever.
Sisters, I pulled out fifty roads to the holes.
Sisters, and food for me and rye pie.
Jealously knocking the clock on a long turn.
Legs in the blood, and pain on the left, here.
Quietly inside, only a blizzard crawls in the glass.
Love takes out the lot and the bed.
Sisters, white snow, ice slippery and long -led the path,
And there is no time to fall asleep on the sheets.
