Что-то надо чего-то попеть, если музы молчат.
Если все, на кого не стучат, поголовно торчат.
Ну и хер с ним, зато я знаю, с чего мне начать.
Сторож пьян, и начальник, и слесарь, и всякий пьян.
Вечер ставит пузырь и раскуривает кальян.
И такая беда от Хибин и до самых Саян,
И в этот муторный час мне является Царь Обезьян.
Он носил разноцветный жилет с золотою искрой,
Золотые очки вместо стёкол с прозрачной слюдой.
Он царапал на небе "люблю" путеводной звездой,
Оттирал почерневшие руки замёрзшей водой.
Погремушка хвоста, как будильник для спящих тетерь.
Бубенцы на ушах как лекарство от всяких потерь.
Он звенел и бренчал, он трещал и в два пальца свистел,
Бил хвостом по щекам тех, кто плетётся в самом хвосте.
Он горел, как бенгальский огонь, и чтоб было светло,
Он украсил гирляндами ёлок вагоны метро.
И ручьи гнали лёд со двора дворнической метлой,
И бросали стеклянные блики на всяко лицо.
Он взрастил в моём парке грибы, коих суть лизергин.
Он вложил в каждую сотню рук по сотне дубин.
Он сказал: "Вот, смотри, вот теперь ты непобедим."
И он проделал такое от Саян и до самых Хибин.
Он почистил все топки и сказал паровозу: "Лети!"
Отучил понимать некрасивое слово "Терпи".
Он взорвал сам себя, как хлопушка цветных конфетти.
Он сказал: "Я вернусь, только ты обязательно жди."
Я проснулся со смехом, и я понял, что я опоздал
Куда я так спешил, не дождался, чего я так ждал.
И я умер, поскольку достала такая беда,
И тогда, и тогда он пришёл, и уже навсегда.
Something needs to sing something if the Muses are silent.
If everyone who is not knocking on is pounding.
Well, dick with him, but I know where to start.
The watchman is drunk, and the boss, and the locksmith, and everyone is drunk.
The evening puts a bubble and smokes a hookah.
And such a misfortune from Khibin to the very Sayan,
And at this dreary hour I am the king of monkeys.
He wore a multi -colored vest with gold spark,
Golden glasses instead of a glass with transparent mica.
He scratched in the sky "love" a guiding star,
He wiped his blackened hands with frozen water.
A rattle of tail, like an alarm clock for sleeping a black grouse.
Bells on the ears as a cure for all losses.
He rang and shrugged, he cracked and whistled in two fingers,
He beat his tail on the cheeks of those who weave in the tail.
He burned like a Bengal fire, and that it was light,
He decorated the metro wagons with garlands.
And the streams drove the ice from the yard by a jockeye,
And they threw glass glare to every face.
He raised mushrooms in my park, of which the essence of Lizergin.
He put in every hundred hands a hundred clubs.
He said: "Here, look, now you are invincible."
And he did this from Sayan to the very chibin.
He cleaned all the furnaces and said to the steam locomotive: "Fly!"
I weaned to understand the ugly word "tolerate".
He blew himself as a cracker of colored confetti.
He said: "I will be back, only you will definitely wait."
I woke up with a laugh, and I realized that I was late
Where I was in a hurry, I did not wait for what I was waiting for.
And I died because I got such a disaster,
And then, and then he came, and forever.
