Текст песни Бродский - Развивая Платона

Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава -- рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.

Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".

В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
я узнавал бы о наступлении воскресенья
и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.

Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные -- пенальти и угловой.

II

Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых
я листал бы тома с таким же количеством запятых,
как количество скверных слов в ежедневной речи,
не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.

Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне,
с фасадом, куда занятней, чем мир вовне.
Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний
просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне.

И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно,
я б скучал в Галерее, где каждое полотно
-- особливо Энгра или Давида --
как родимое выглядело бы пятно.

В сумерках я следил бы в окне стада
мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
мимо стройных нагих колонн с дорическою прической,
безмятежно белеющих на фронтоне Суда.

III

Там была бы эта кофейня с недурным бланманже,
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.

Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
подъезд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
и портрет висел бы в гостиной, давая вам представленье
о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.

Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
не имеющих отношенья к ужину при свечах,
и огонь в камельке, Фортунатус, бросал бы багровый отблеск
на зеленое платье. Но под конец зачах.

Время, текущее в отличие от воды
горизонтально от вторника до среды,
в темноте там разглаживало бы морщины
и стирало бы собственные следы.

IV

И там были бы памятники. Я бы знал имена
не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
учитывая отпечаток, оставленный ими на

населении города. И с присохшей к губе
сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.

И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж,
подрывную активность, бродяжничество, менаж-
а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
тыча в меня натруженными указательными: "Не наш!" --

я бы втайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри,
это твой шанс узнать, как выглядит изнутри
то, на что ты так долго глядел снаружи;
запоминай же подробности, восклицая "Vive la Patrie!"

I would like to live, Fortunatus, in the city where the river
It would be supervised from under the bridge, like the sleeve - hand,
And so that she fell into the bay, spreading his fingers,
Like Chopin, no one showed a fist.

So that there was an opera and that in it veteran
Tenor regularly sang Aria Mario in the evenings;
So that Tyrant applauded him in the bed, and I am in the parter
I would kill, squeezing your teeth from hatred: "Baran".

This city would have been a yacht club and a football club.
In the absence of smoke from brick factory pipes
I would recognize about the offensive
And long would be shaking on the bus, Misching in Zhenya rubles.

I would escape my voice into the overall animal
Where the leg continues his head.
From all laws published Hammurapi,
The most important - penalty and corner.

II.

There would be a library, and in the halls of her empty
I would leave Tom with the same commas,
as the number of bad words in daily speech,
not broken in prose, neither more so in verse.

There would be a big station that affected the war,
With the facade, which is busy than the world outside.
There at the sight of green palm in the showcase of airlines
Whether a monkey would be wanted, dormant in me.

And when winter, Fortunatus, climbs a quarter in a row,
I missed in the gallery where every canvas
- Especially Engra or David -
How the birth would look blot.

At the twilight, I would follow in the window of the flock
Mixing cars driving there and here
past the slender naked columns with a technician hairstyle,
serenely whitening at the front of the court.

III

There would be this coffee house with a cheat blanmge,
where, saying what we need the twentieth century, if there is already
nineteenth century, I would have seen a colleague
For a long time focuses on a fork or knife.

There should be the street with trees in two rows,
Substitution with torso nymphs in niche and other nonsense;
And the portrait hanging in the living room, giving you a presentation
About how the hostess looked, being young.

I would listen to a flat voice telling about things
not having a relaxed dinner with candlelight,
and fire in Kamelka, Fortunatus, threw a crimson defill
On a green dress. But at the end of the worries.

Time current in contrast to water
horizontally from Tuesday to Wednesday,
in the dark there would be smoothed wrinkles
And would have erased their own traces.

IV

And there would be monuments. I would know the names
not only bronze riders who laid in strive
stories your foot, but also their four-legged,
Considering the imprint left by

population of the city. And with sucks to the lip
Cigarette is very fast, returning on foot to myself,
As a gypsy on the palm of palm, on cracks on the asphalt
I would guess, whatever, out loud about his fate.

And when they grabbed me as a result of espionage,
subversive activity, vagrancy, menu
A-Truway, and the crowd would, concern around, screamed
Tyach on me naked index: "Not ours!" -

I would secretly be happy, whispering about myself: "Look,
This is your chance to find out what it looks from the inside
what you looked so long outside;
remember the same details, exclaiming "Vive La Patrie!"