Ночь - родная, пушистая, теплая смерть.
Грустноглазая, нежная скука коровья,
И в корягах сосудов запуталась кровья,
Племенная заблудла речушка моя.
Спит верховный судья -
Бог судья вам, судья, -
Ему снится, как мантии выбросив крылья,
Он возносится над человеческой пылью,
Но в ковыль вдруг подстрелен летит из ружья.
Это я.
Я тебя подожду голышом в камышах,
И в галошах осенних,
И в зимних гамашах,
В вешних водах, в дворочках ромашковых наших,
И опять будет осень, зима и весна,
Будет лето и осень, зима и весна,
Будет лето и осень, зима и весна,
Будет лето и осень,
И осенью той
Зашумит, спотыкаясь взахлеб о пороги,
моя древняя речка,
И я на пироге
К от стыда и прибоя пунцовой стене
Подплыву в белом платье с фатой понарошку,
Закричу "это я! выходи это я!"
И красиво подбита взлечу из ружья,
И как голубь усядусь к тебе на окошко.
Night - dear, fluffy, warm death.
Sad-eyed, tender cow boredom,
And in the snags of blood vessels got entangled,
My tribal river has lost its way.
The supreme judge sleeps -
God is your judge, judge, -
He dreams, like mantles throwing out wings,
He rises above human dust,
But in a feather grass suddenly shot flies from a gun.
It's me.
I'll wait for you naked in the reeds
And in autumn galoshes,
And in winter leggings,
In the spring waters, in our camomile yards,
And again there will be autumn, winter and spring,
There will be summer and autumn, winter and spring,
There will be summer and autumn, winter and spring,
There will be summer and autumn
And that autumn
It will make a noise, stumbling over the rapids,
my ancient river,
And I'm on the pie
To the crimson wall from shame and surf
Swim in a white dress with a pretend veil
I'll scream "it's me! Come out it's me!"
And I will be beautifully knocked out of my gun,
And like a dove I'll sit on your window.
