тебе не сказать никогда, как называется этот город
я на санках везу мертвеца, по земле волочится пальто ворот
ты никогда не попросишь то, чего мы забыли вкус
по улице зодчего Росси разносится полозьев железный хруст
ты никогда не прокричишь, как называется эта осада
у мертвеца в желудке вода из проруби у летнего сада
ты не скажешь никогда, что разбрасывают тысяча винтов
мертвец готов, и я к смерти готов
ты даже не сможешь сказать,
как я называл тебя, с тобой играя.
там, куда мы теперь идем с мертвецом, нет ни ада, ни рая
но напоследок я хочу услышать всего лишь три слова
не Ленинград, не хлеб, не блокада, не листовки,
я мечтаю все это никогда не слышать снова
я знаю, ты никогда не выговаривала «л», моя милая Флю-Флю,
но как бы я хотел вместо воя репродуктора услышать короткое
я
тебя
люблю
never tell you what the name of this city is
I'm driving a dead man on a sled, a coat of gates dragging along the ground
you will never ask for what we forgot to taste
an iron crunch is spreading along the street of the architect Rossi
you will never scream the name of this siege
the dead man has stomach water from the hole in the summer garden
you will never say that a thousand screws are scattered
the dead man is ready and I'm ready for death
you can't even say
as I called you, playing with you.
where we are now going with the dead, there is no hell nor heaven
but in the end I want to hear only three words
not Leningrad, not bread, not blockade, not leaflets,
I dream to never hear it all again
I know you never pronounced “l,” my dear Fly-Fly,
but how would I like instead of howling a reproducer to hear a short
I am
you
love
